***
17 января 2001 год
Слухи разрастаются согласно величине города; Санкт-Петербург никогда не был маленьким, и скорость разлетающейся молвы оказалась поистине безграничной. О случившемся чуть больше месяца назад, казалось, знал каждый: на бывшей работе Дмитрия судачили об этом не меньше трех недель; коллеги Ларисы, едва та показалась на работе с осунувшимся от горя лицом, без стеснения обсуждали ее мужа, сидя прямо перед носом, результатом чего стало заявление женщины «по собственному».
Но самую большую отдачу «злые языки» получили, когда ситуация затронула одиннадцатилетних мальчишек:
— Отпрыски убийцы.
— Мой ребенок не будет учиться с ними в одном классе. Переведите!
— Яблоко от яблони недалеко падает. Тебе, Лариса, нужно быть бдительней. Смотри за сыновьями в оба.
— Алкоголизм передается с кровью… Их коснется та же участь.
— Кто-нибудь, покажите их психиатру, нужно заранее оградить общество от таких… Кто знает, что может случиться.
Сами не зная того, люди затачивали с каждым словом острие ножа, готовое в любую минуту вонзиться в спину ни в чем не повинных мальчишек. И оно вонзилось. В итоге случилось то, что случилось — у обоих выросла броня. Илья спрятался под невидимой скорлупой, желая не лезть на рожон, молча игнорируя и снося все укоры со стороны. Он не хотел повторять ошибок отца, искренне веря в то, что пророчество «злых языков» может сбыться. Про таких говорят «тише воды — ниже травы». И с этой ролью Илья справлялся блестяще.
Броня Саши оказалась куда прочнее, на ней выросли и заточились шипы. Он был куда больше похож на сегодняшних обидчиков Ильи, куда злее, куда агрессивнее. Вот только внутри него не силился страх оказаться таким, как отец. Он пытался быть самим собой и плевать, что вместо приветствия он выставлял острые зубы, а на прощание закладывал под ноги своим собеседникам мины.
Сколько еще было суждено прожить братьям, скованным оковами прошлого, никто не знал.
***
Весь следующий месяц я провожал взглядом белобрысую макушку Ильи, поднимающегося на порог школы, и встречал его, как можно демонстративней выкрикивая его имя во время похлопываний по плечу. Я преследовал одну-единственную цель: напомнить всем и каждому в этой школе о себе, чтобы ни одна рука больше не смела коснуться брата. Тот в свою очередь совершенно отказывался менять линию поведения, и никакие продолжительные разговоры по ночам с целью вразумить его в этом не помогали. А вот в моей жизни настало время перемен.
Тех, которых я совершенно не ждал.
И к которым не стремился.
Но так получалось, что делал все тому способствующее, чтобы они в моей жизни были.
Первая случилась в самый неожиданный момент: мы с моим другом Стасом гуляли по городу, я только поведал ему о случившемся с Ильей, не забыв расписать все подробности в мельчайших деталях.
— Тебе всегда нужно быть таким жестоким? Ты ведь парню мог и ногу сломать, а это — уголовщина.
Стас, к слову, не был приверженцем моих острых и категоричных мер, он всегда держался в стороне от этого, но вблизи меня.
— Но ничего же не случилось.
— Да нет, как раз-таки случилось.
— Например?
Стас только заискивающе усмехнулся.
— Князь, иногда я думаю, что ума в твоей голове маловато, наверное, когда Бог тебя создавал, все ушло в твой ОГРОМНЫЙ детородный, — напомнил мне древнюю ситуацию Стас, ставшую спустя время шуткой: в классе седьмом-восьмом я хвастался, что измерив свой член линейкой в эрегированном состоянии, заметил Глобальный Прогресс.
— А ты вечно резину тянешь.
— У меня просто долгоиграющее вступление. Вот скажи мне, каковы твои ощущения: ты увидел себя со стороны, прочувствовал все эмоции человека, который застал, как над его родственником, другом или любовью издеваются…
— И?
— Мать мою. Не надо трогать, — вовремя одернул себя Стас. — Ты ведь делаешь то же самое! И это может кому-то не понравиться! И как говорится, на старуху найдется проруха.
— Да где ты такого набрался? Все. Больше к бабушке в деревню летом не поедешь.
— Свозишь меня на моря? Я согласен.
Мы вышли на главную улицу, когда Стас заметил идущего нам навстречу Игоря.
— О, смотри. Вот, к примеру, за что Игоря на прошлой неделе ты ударил учебником по голове?
— Он занял мое место.
— Но классрук нас пересаживает каждый месяц и это было уже его место.
— Но я-то об этом не знал.
Завидев нас, Игорь вдруг достал мобильный телефон, делая вид, что отвечает на звонок и часто кивая в знак согласия с собеседником, развернулся, следуя в обратную сторону к пешеходному переходу, перешел на другую сторону дороги.
— Вот видишь? О чем я и говорил.
— А о чем? — усмехнулся я, зная, что Стас через секунду закипит и сорвется на крик, что он и сделал:
— Он тебя боится!
— Сомневаюсь.
— Хорошо, давай нагоним его и спросим об этом, — Стас схватил меня за руку и быстрым шагом ринулся к пешеходному, на светофоре оставались еще секунды зеленого света, и мы успевали. Приметив это, Игорь на противоположном конце дороги сначала прибавил ходу, а потом и вовсе сорвался на бег.
— Все. За ним гнаться бесполезно. И так доказательств достаточно.
Мне оставалось только подивиться сложившейся ситуации. Воспринимать ее всерьез я никак не хотел, искренне веря, что Игорь все же куда-то спешил и не мог простой удар, между прочим, единственный, так настроить против меня парня. Мальчишки с детства машут кулаками и это в порядке вещей.
Вторая перемена в моей жизни, повлекшая целую череду странных событий, продолжающих влиять на меня, случилась в самый неподходящий момент: поздно вечером дома я обнаружил пустую пачку из-под сигарет, просидев полдня за очень важным ответственным школьным заданием, которое не представлялось возможным благополучно скатать, в никотине я нуждался остро! Нацепив кожанку и прыгнув в кеды, я помчался в соседний ларек, где мог бы этот самый никотин раздобыть. На прошлой неделе тот, что стоял прямо у дома, благополучно снесли, и ближайший находился через дорогу на соседней улице.
Солнце давно скрылось за горизонт, а заткнуть уши наушниками не получилось — плеер отрубился прямо в руках — именно по этой веской причине, проходя мимо одного из открытых подъездов, услышав странные звуки, которых в подъезде слышать был не должен, остановился. Сквозь неразборчивую возню и шум был слышен женский жалобный плач.
Совсем ли отчаянным я был, залетая в подъезд с пустыми руками? Наверное, сильно. Отодрать кусок от деревянной лавочки не оказалось посильным — я прикинул сразу, — а искать что-либо на стороне не было времени.
Долго подниматься не пришлось. В три прыжка преодолев ступеньки, оказавшись на лестничном пролете между первым и вторым этажами, я застал в темном углу картину, которую больше всего боялся застать: плачущая женщина с разодранной одеждой и порванными колготками, насильно удерживаемая у стены, изо всех сил пыталась отбиться от мужчины, склонившемся над ее голой грудью, и пока одна рука зажимала ей рот, второй пытался задрать ей юбку.
Три секунды мне понадобилось, чтобы в буквальном смысле влететь в этого подонка, буксируя его собственным телом к смежной стене, одновременно хватая за волосы, и ударить головой об обшарпанный, выкрашенный в зеленый бетон.
— Мудак! — только оставалось шумно выругаться, когда отдача от удара пришла в плечо, боль в котором на секунду вывела из равновесия.
Мужчина, не издав ни единого звука, молча сполз по стене, оставляя на ней кровавые разводы.