Ж. Ты много успел прочитать...
М. Да, я быстро читаю, особенно всякую дрянь... Но твою книгу, Дженни, я читал внимательно. Я отлично видел, как и где ты врешь. Ты врешь осторожно, грамотно и с полной видимостью честности. Ты начинаешь с полуправды, с крошечных штришков, а кончаешь тем, что подменяешь все и всему сама веришь. Ты и впрямь почти поверила, что никогда не любила меня. Но я очень хорошо помню тот вечер в Хьюстоне. Помню этот полусвет, помню твои глаза... Знаешь, от чего я тогда покраснел?
Ж. Ну естественно, от смущения. Тебя же соблазняли... практически в открытую... Как не покраснеть?
М. Да ладно тебе! Что за игрушки, в конце концов... Покраснел я, дитя мое, от того, что за две минуты до тебя от меня выбежала Сисси Джеймс.
Ж (упавшим голосом). То есть ты хочешь сказать... Ты хочешь сказать, что это все правда? Про Сисси?
М (с досадой). Господи, ну конечно. Мы же вместе учились в Гарварде, так что еще с тех пор... Потом она переехала в Хьюстон, и я использовал всякий предлог, чтобы там оказаться. Не то чтобы уж ахти какая любовь, но так себе... ностальгическая привязанность. Поговаривали, конечно, но так, — с твоим скандалом не сравнить. Она прибежала ко мне после этого выступления... дурацкого, никому не нужного выступления перед автовладельцами. Прибежала смеющаяся и цветущая: ей ведь теперь так мало было надо — крошечный знак внимания, открытка, или чтобы я рукой помахал с трибуны персонально ей... И сказала: Боб, я так счастлива, ведь это же не измена, правда? То, что у меня есть Майкл, то, что у тебя есть Барбара, — это же не мешает нам быть иногда счастливыми, ладно? Я приду вечером... И убежала, все еще молодая в сорок лет, красивая, пахнущая свежестью, — есть, ты знаешь, такой тип женщин, заряженных страшной витальной силой. И тут входишь ты, Дженни, полуувядшая в двадцать три года, томимая бесплодными мечтаниями... И тогда я сказал себе: как ты смеешь мечтать о том, чтобы сделать счастливой свою страну, если не можешь сделать счастливой одну эту девочку? Эту маленькую девочку, которая прочла три с половиной книжки и думает, что она знает все про всех? Сделай ее счастливой, подари ей одну незабываемую минуту. Поцелуй ее, и она не забудет этого никогда. Что тебе стоит взять у нее подарок — этот смешной и нелепый галстук, который она подложила тебе на стол в день Благодарения? Что с того, что потом ты наденешь этот галстук на саммит большой семерки, и все тебя засмеют? Что с того? — ведь ей и всей ее огромной, крикливой, честолюбивой родне, которая в лепешку расшиблась, чтобы дать девочке образование, это будет бесконечно приятно! Ведь, может быть, весь огонь своего очага, все пламя своей жалкой, неистребимой, жадной жизни они пронесли сквозь холод и ужас мира только для того, чтобы ты сейчас поцеловал эту девочку. На эту девочку мало кто обратит внимание, у нее масса комплексов, экстравагантные манеры, заурядная внешность, дикий вкус, большая задница, но эта девочка любит тебя, тратится на бог весть какие духи, а я знаю, сколько у нее родни и сколько платят рядовому спичрайтеру... Сделай это, и она не забудет тебя. Если ты не можешь сделать такой ерунды для одной девочки, Боб Симпсон, что ты можешь сделать для двухсот миллионов человек? И я подошел к тебе, Дженни, и взял тебя за плечи, и, стараясь не замечать твоих душных и ужасных духов «Опиум», поцеловал тебя в жирно накрашенный рот. Понимаешь? В жирно накрашенный рот. И ты все пыталась отвернуться, но потом задрожала в моих руках, и закрыла глаза, и застонала совершенно по-блядски, как стонут в самых ширпотребных фильмах. В таких ширпотребных фильмах, в которые еще вставляют пару расхожих цитат, чтобы выдать их за кино для умных.
Ж (презрительно). И наш общий друг немедленно встал по стойке смирно — вероятно, от сострадания к несчастному американскому народу, который ты так снисходительно осчастливил...
М. Я нормальный мужчина, Дженни. Я не из племени твоих ровесников, привыкших к относительности всех истин. Я вырос в Теннесси, Дженни, в консервативной семье. Я не успел пресытиться сексом и отравиться наркотиками. И когда в моих объятиях оказывается молодая, полная желания девушка, пусть даже безвкусно накрашенная и душно надушенная, — у меня встает, Дженни. Все-таки у тебя неплохие природные данные — даже несмотря на все, что ты делала с собой. Вот почему сейчас ты выгладишь даже лучше.
Ж (задетая всерьез и уже не скрывающая этого). И ты ловил и притискивал меня во всех коридорах Белого дома, чтобы только...