– Каким вы были? – заинтересовался Левин.
– Я начинал как журналист. Идеалист, верящий в силу слова, в возможность изменить мир к лучшему. Писал о социальной несправедливости, экологических проблемах, коррупции. А потом… потом понял, что на манипуляциях можно заработать гораздо больше. И переключился на PR.
– И теперь вы сожалеете об этом выборе?
– Да, – честно ответил я. – Особенно сейчас, когда понимаю, к чему он привел. К пустоте внутри. К отвращению к самому себе. К соучастию в… возможно, в убийстве человека.
Левин задумчиво постукивал ручкой по блокноту.
– Кирилл, то, что вы чувствуете – это нормально. Это называется моральная травма. Когда человек участвует в действиях, которые противоречат его глубинным ценностям, или становится свидетелем таких действий, возникает внутренний конфликт. И он может быть разрушительным.
– И что с этим делать? – спросил я.
– Это зависит от вас, – ответил Левин. – Есть два пути: либо заглушить голос совести – алкоголем, наркотиками, рационализацией, – либо прислушаться к нему и изменить свою жизнь.
– Изменить жизнь? – я горько усмехнулся. – Легко сказать. У меня контракт, обязательства. И, как вы, наверное, догадываетесь, Рогов не из тех, кто просто отпускает сотрудников, знающих слишком много.
– Я понимаю сложность ситуации, – кивнул Левин. – Но решение все равно за вами. Продолжать жить, ненавидя себя и то, что вы делаете, или найти выход.
– Какой выход? – я посмотрел на него с надеждой.
– Это мы можем обсудить в наших следующих сессиях, – он улыбнулся. – Если вы, конечно, захотите продолжить.
Я задумался. Разговор с Левиным действительно принес некоторое облегчение. Впервые за долгое время я говорил с кем-то откровенно, не скрывая своих настоящих мыслей и чувств.
– Да, – наконец решил я. – Я хочу продолжить.
– Отлично, – Левин записал что-то в блокноте. – Тогда давайте встретимся через два дня. А пока постарайтесь отдохнуть, выспаться и воздержаться от алкоголя и наркотиков. Они только усугубляют депрессию.
Я кивнул, хотя не был уверен, что смогу выполнить эту рекомендацию. Кокаин и виски были единственными верными спутниками в последние годы.
Когда я вышел из кабинета Левина, то почувствовал странное облегчение. Разговор не решил проблем, но хотя бы позволил назвать их вслух.
В офисе я собрал вещи и попрощался с коллегами, сказав, что беру пару дней отпуска по рекомендации врача. Никто не задавал вопросов – все понимали, что происходит что-то необычное, но предпочитали не вмешиваться.
Денис проводил меня до лифта.
– Как прошло с Левиным? – спросил он.
– Неплохо, – ответил я. – Даже лучше, чем я ожидал.
– Кирилл, – Денис понизил голос, – что происходит на самом деле? Ты можешь мне доверять.
Я посмотрел на него – человека, которого считал другом. Но мог ли я действительно доверять ему? После всего, что произошло?
– Ничего особенного, – наконец сказал я. – Просто выгорание. Слишком много работы, слишком мало отдыха. Пару дней отдохну и вернусь в строй.
Денис выглядел неубежденным, но не стал настаивать.
– Хорошо. Отдыхай. Я пока прикрою тебя здесь.
Мы пожали руки, и я вышел из бизнес-центра на улицу. Моросил мелкий дождь, типичный для московской осени. Я поднял воротник пальто и пошел пешком, не имея определенной цели. Просто хотелось двигаться, дышать, быть подальше от офиса и всего, что с ним связано.
Неожиданно для себя я оказался на кладбище, где, по словам Дениса, похоронили Соколова. Не знаю, что привело меня сюда – возможно, подсознательное желание попросить прощения у человека, которому я помог разрушить жизнь.
Свежая могила выглядела одиноко – простой деревянный крест, немного увядших цветов. Никаких пышных венков от коллег или друзей. Видимо, кампания по дискредитации сделала свое дело – даже в смерти Соколов оставался изгоем.
Я стоял у могилы, не зная, что сказать или сделать. Чувство вины, грызущее изнутри, стало почти невыносимым. Этот человек, возможно, был мертв из-за меня. Из-за моей работы, моих манипуляций, моего участия в грязной игре.
– Зачем вы здесь? – раздался женский голос за спиной.
Я обернулся и увидел молодую женщину с бледным лицом и покрасневшими от слез глазами. Она была похожа на Соколова – те же черты лица, тот же прямой взгляд.
– Вы Вера? – спросил я, хотя уже знал ответ.
– Да, – она смотрела на меня без ненависти, но с каким-то бесконечным усталым презрением. – А вы Кирилл Белов. Человек, который руководил кампанией против моего брата.