– Какие меры предлагаются? – спросила Марина Викторовна.
– Комплексные, – ответил Игорь Павлович. – Во-первых, усиление контроля за информационными потоками. Все документы по новым препаратам переводятся в режим «совершенно секретно», доступ только по специальному разрешению. Во-вторых, проверка всех сотрудников, имеющих доступ к чувствительной информации. В-третьих, временное ограничение внешних контактов руководящего состава – никаких несанкционированных встреч с журналистами, экспертами, представителями других компаний.
– Это серьезные ограничения, – заметил кто-то из руководителей. – Они могут затруднить нормальную работу.
– Безопасность важнее, – отрезал Рогов. – Эти меры временные, до запуска препаратов на рынок. Максимум – месяц.
Я слушал, сохраняя внешнее спокойствие, но внутри нарастала тревога. Эти меры явно были направлены в том числе и против меня. Рогов подозревал утечку, и я был в списке подозреваемых. Возможно, даже главным подозреваемым.
– У кого-то есть вопросы или возражения? – спросил Рогов, обводя взглядом присутствующих.
Никто не решился возразить. Я тоже молчал, понимая, что любое проявление несогласия сейчас только усилит подозрения.
– Отлично, – Рогов удовлетворенно кивнул. – Игорь Павлович проведет индивидуальные беседы с каждым из вас в ближайшие дни. Прошу отнестись с пониманием и оказать полное содействие.
На этом совещание закончилось. Все начали расходиться, обсуждая новости тихими, встревоженными голосами. Я уже направился к выходу, когда Рогов окликнул меня.
– Кирилл, задержись на минуту.
Я вернулся к столу, где остались только Рогов и Игорь Павлович. Денис бросил на меня обеспокоенный взгляд, но ушел вместе с остальными.
– Присаживайся, – Рогов указал на стул напротив. – Есть разговор.
Я сел, стараясь выглядеть спокойным и уверенным.
– Кирилл, – начал Рогов, глядя мне прямо в глаза, – ты работаешь в компании уже семь лет. Мы ценим твой вклад, твой профессионализм, твою лояльность. По крайней мере, так было до недавнего времени.
– Что вы имеете в виду, Виктор Сергеевич? – я поддерживал невозмутимый тон.
– Ты меняешься, – прямо сказал он. – После истории с Соколовым ты стал другим. Задаешь вопросы, интересуешься вещами, которые раньше тебя не беспокоили. Встречаешься с людьми вне обычного круга общения.
Я напрягся. Они следили за мной более тщательно, чем я предполагал.
– Я не понимаю, о чем вы, – я решил играть в непонимание. – Я просто делаю свою работу, как всегда.
– Да? – Рогов усмехнулся. – А встреча с Еленой Васильевой из финансового отдела – это часть твоей работы? А твой интерес к документам по клиническим испытаниям? А вчерашний ужин в баре на Патриарших с сестрой Соколова?
Я почувствовал, как холодеет внутри. Они знали. Все знали. Каждый мой шаг, каждую встречу.
– Виктор Сергеевич, – я сделал последнюю попытку отрицать очевидное, – я действительно обедал с Еленой Николаевной, чтобы обсудить PR-стратегию для финансового отдела. Что касается документов – я уже объяснял, что для эффективной работы мне нужно понимать все аспекты проекта. А вчера в баре… – я запнулся, понимая, что отрицать встречу с Верой бессмысленно, – я действительно случайно встретил сестру Соколова и говорил с ней. Она все еще переживает смерть брата, и я чувствую определенную ответственность, учитывая нашу кампанию против него.
Рогов и Игорь Павлович обменялись взглядами. Было ясно, что они не верят ни единому моему слову.
– Кирилл, – голос Рогова стал жестче, – давай начистоту. Мы знаем, что ты встречался с Верой Соколовой несколько раз. Знаем, что ты интересуешься материалами её брата. Знаем, что ты собираешь информацию о новых препаратах, явно не для PR-кампании. Вопрос только в том – почему? Что изменилось? Почему ты предаешь компанию, которая дала тебе все?
– Я не предаю компанию, – твердо сказал я, понимая, что отрицать факты уже бесполезно. – Я просто хочу понять, что на самом деле произошло с Соколовым. И что на самом деле представляют собой эти новые препараты.
– А ты не думал, что есть вещи, которые лучше не знать? – вкрадчиво спросил Игорь Павлович. – Вещи, которые могут быть… опасны для здоровья?
Это была недвусмысленная угроза. Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Вы убили Соколова, – это был не вопрос, а утверждение. – И сфабриковали самоубийство.
– Какие страшные обвинения, – Рогов покачал головой с деланым сожалением. – И совершенно безосновательные. Соколов не выдержал давления, когда его ложь была раскрыта. Трагедия, конечно, но не преступление.