Рогов с яростным криком бросился на меня. Я отпрыгнул, понимая, что на этом моя речь закончена. Но главное было сказано.
– Взять их! – рявкнул Рогов охранникам. – Немедленно!
Охранники двинулись к нам. Я подмигнул Вере, давая сигнал. Пора.
Краем глаза я заметил, как она незаметно бросает microSD-карту в щель между паркетными досками. Маленькая страховка на случай, если основной план провалится.
Рогов подошел ко мне, его лицо искажено яростью:
– Вы только что подписали себе смертный приговор, Белов. И своей подруге тоже.
– Возможно, – я улыбнулся, чувствуя странную легкость. – Но ваш приговор тоже подписан. Вопрос лишь в том, кто быстрее приведет его в исполнение.
Степан схватил меня за руки, заломил их за спину. Боль была острой, но я почти не чувствовал её через кокаиновую эйфорию.
– Отведите их в подвал, – приказал Рогов. – Я подумаю, как лучше от них избавиться. И сотрите эту запись, немедленно!
Но камера продолжала записывать, молчаливый свидетель всего происходящего.
Нас вывели из кабинета и повели по коридору. Я переглянулся с Верой – она кивнула, готовая к следующему шагу нашего отчаянного плана.
Когда мы проходили мимо ванной комнаты, я внезапно застонал и согнулся пополам:
– Мне нужно… срочно… – я изобразил рвотные позывы.
– Черт с тобой, – выругался Степан. – Только быстро.
Он втолкнул меня в ванную, оставив дверь приоткрытой, чтобы следить за мной.
Я склонился над унитазом, делая вид, что меня рвет, а сам лихорадочно искал взглядом то, что было частью нашего плана. И нашел – маленькое окно, достаточно широкое, чтобы через него мог пролезть человек.
– Быстрее! – рявкнул Степан из-за двери.
– Секунду, – простонал я, незаметно поворачивая защелку на окне. – Меня сейчас вывернет наизнанку.
Вера тоже сыграла свою роль – внезапно вскрикнула и начала оседать на пол, изображая потерю сознания. Охранники отвлеклись на неё, а Степан на секунду повернул голову.
Этой секунды мне хватило. Я распахнул окно и, в три быстрых движения, выбрался наружу. Холодный воздух ударил в лицо. Я услышал крики и ругань за спиной, но не оглядывался. Побежал к лесу, надеясь, что Вера сможет выиграть нам немного времени своей притворной потерей сознания.
Я бежал сквозь деревья, не разбирая дороги, движимый страхом, адреналином и кокаином. Позади слышались крики и топот – погоня началась.
Глава 18: На дне
Знаете, что самое странное в бегстве? Не страх, не адреналин, не постоянное ожидание поимки. Самое странное – это мысли, которые приходят в голову в такие моменты. Неуместные, нелогичные, словно часть тебя отказывается признавать серьезность ситуации.
Я бежал через лес, преследуемый людьми Рогова, а в голове крутилась дурацкая песня из рекламы шоколадного батончика. Сюрреалистично? Безусловно. Но мозг цепляется за любую нормальность, когда реальность становится слишком безумной.
Ноги скользили по мокрой от недавнего дождя опавшей листве. Легкие горели, сердце колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку. Но остановиться я не мог. Позади слышались голоса преследователей, треск веток под их ногами. Они приближались.
Я не знал, куда бегу. Не имел ни карты, ни компаса, ни даже примерного представления о том, где находится ближайший населенный пункт. Просто бежал, надеясь, что рано или поздно лес закончится, и я выйду к дороге, к людям, к безопасности.
Темнело. Ноябрьские сумерки наступали быстро, превращая лес в декорацию к фильму ужасов. Тени удлинялись, звуки становились громче и зловещее. Или мне так казалось из-за паранойи и усталости.
Я спотыкнулся о корень и упал, больно ударившись о землю. Дыхание сбилось окончательно, в боку кололо так, будто меня проткнули раскаленным прутом. Я лежал, вжавшись в холодную землю, боясь пошевелиться, прислушиваясь к звукам преследования.
Голоса стали тише. Они удалялись. Каким-то чудом я оторвался от погони, или они просто пошли в другом направлении. В любом случае, это была временная передышка.
Я с трудом поднялся на ноги. Куда идти? Кокаин выветривался, оставляя после себя опустошение и дрожь во всем теле. Эйфория сменялась паникой и отчаянием.
Вера. Я бросил её там, в доме Рогова. Выбрался сам, воспользовавшись её помощью, её отвлекающим маневром. Что с ней сейчас? Жива ли она вообще?
Мысль о том, что Вера может быть мертва из-за меня, была невыносимой. После Соколова, после всех ошибок и предательств, я не мог допустить еще одну смерть на своей совести.