— Сдаёшься, а, сдаёшься?
Я как бешеный, вырвался из-под неё и принял боевую позу для самозащиты. Наверное, что-то в моей образине было слишком зверское и… смешное.
— Фу, я так не играю! — капризно отвернулась Карлыгаш, снова пряча улыбку.
Карлыгаш оттолкнула мои руки и села спиной ко мне. Потом, когда мы поженились, она мне частенько припоминала этот случай. Но по-другому я тогда прореагировать не мог, особенно когда её рука на песке медленно подобралась к моей.
Там, где я ловил рыбу, дно было слишком каменистое. Камни резали ноги. Купаться мы с Карлыгаш пошли на песчаный пляж у камышей.
Потом она заплела свои мокрые тяжёлые чёрные волосы в две косички, уселась рядом со мной и затеяла новую игру. Чертила буквы спичкой по моей спине, а я должен был угадать слово.
— А теперь угадал.
— Ну тебя, Галка, я и без того все понял.
— Я тебе не Галка, а Карлыгаш, вот!
— Так вороны каркают.
— А вот и нет! Очень даже красиво — «ласточка»… Ой, смотри! Нам потопчут всю одежду.
Стадо низкорослых коровёнок с телятами разных возрастов вышло из камышей, где они паслись, к воде. Я швырнул камень. Он плюхнулся в воду прямо перед мордой передней коровы. Та испуганно присела на мягком песке и медленно развернула голову и глянула в мою сторону большим удивлённым глазом в полном недоумении, потом, увязая в песке, пошла назад, увлекая за собой подруг и телят.
Потом мы ели уху с жареными пышечками-баурсаками. От жирного солёного печенья хотелось еще больше пить. Пили прямо из озера на том самом месте, где бродили коровы.
Когда я, сматывая удочки, вышел из воды, кожа моментально высохла, стянулась и саднила при движении.
— Эй, ты теперь как варёный рак! Рубашку накинь.
— Теперь уже все равно.
Бесцветный лёгкий огонёк весело доедал розовые угли костерка. Они одевались серым пеплом и рассыпались в пыль по ветру.
— Одевайся! Дома перед сном я обязательно смажу тебе спину сметаной.
Карлыгаш подала мне рубашку. Ее черные брови вразлёт почти сходились на переносице. Две черные косички торчали по сторонам. Чёрная родинка на левой щеке. Я подумал, что она действительно похожа на ласточку.
Не предложить ли ей бежать вместе со мной? Ага, она ж тут дома, а я в гостях.
Розовый рюкзачок неожиданно показался тяжёлым. Я пощупал плащевую ткань — пистолет.
— Зачем вы тут все ходите с оружием?
— В диких местах живём.
— Волков я тут пока ещё не видел.
— Волки летом не страшные.
— Кого же вы боитесь?
Она подошла ко мне, поднялась на цыпочки и чмокнула меня:
— Ни о чем пока меня не спрашивай. Все потом сам узнаешь, запомнил, миленький? Ты ещё совсем маленький и неразумный мальчишка.
Карлыгаш вместе с оставшимся уловом забрал тот самый конник, который меня сюда завёз, а за мной ближе к вечеру заехал сам дед.
— Ну, как улов?
— Сам знаешь и сам видишь.
— Удовольствие получил?
— Тройное.
— Я же говорил, местечко тут что надо. Забирайся на моего конька и дуй назад. Скоро тебе на вечернюю «зорьку».
— А ты?
— Я пешком ещё быстрей тебя дотопаю.
Когда он вернулся назад в поселище, я спросил:
— Ты для аборигенов вроде как проводник цивилизации, старина, что ли?
— Мы с ними всегда сговоримся и без вашей цивилизации. Я для них свой, и они для меня свои же.
— Ещё бы, ты, наверное, мусульманин, как твой дед ещё с афганского плена.
— Они тут все тенгрийцы. Сколько раз тебе повторять!. В великого Тенгри веруют. А сговориться с местным людом легко потому, что мы поболе как тыщи лет друг с другом тремся, да друг на дружке женимся.
— Ну, скажешь тоже! Где Русь, а где… эти самые… тенгрийцы.
Он с явным огорчением в глазах глянул на меня:
— А что, историю больше в школе не преподают? Зря-я-я… А то бы помнил, кто по матери и по бабке был князь Игорь Новгород-Северский.
— Ну и кто?
— Кровь от крови нынешних моих приятелей.
— Ну ты, дед, загнул!
— И сын его женат был на ихней соплеменнице Свободе Кончаковне. Так кто по крови был внук князя Игоря? Я уже про Андрея Боголюбского и Бориса Годунова не говорю. Вот то-то, все вы грамотеи, да не в ту сторону.
— Не понимаю дед, что вы тут задумали, но твоя затея с русотюрками мне явно не нравится. Как бы новой Орды не накликать.
— Мы просто хотим забросить в будущее наши общие русотюрские гены, чтобы осталась хоть горстка нормальных и вменяемых людей, когда весь мир опустится в беспробудный мрак дикости и людоедства.