— У меня все походное всегда при себе. А ты, дед, случаем, не старовер?
— Расхристанный невер, вот кто я.
Октябрьское солнышко ласково пригревало, словно прощаясь до следующего лета. Утренняя прохлада в этих местах обманчива. В полдень может припечь почти что летняя жара, а ночью перед утром продрогнешь, как собака. Старик снял малахай. Давно не бритая щетина на щеках переходила в ёжик стриженых волос. Не понять, дед такой редкий блондин или просто седой как лунь?
Я из любопытства заглянул в раскрытую дверь его обиталища. Оно было сложено из дикого камня и уходило глубоко в естественную пещеру. В случае нужды в этой долговременной огневой точке можно было и отсидеться, как в крепости. Пещера служила каптёркой для оружия и снастей. Одних автоматов там заметил целый арсенал на полнокомплектную роту.
— Куда нос суёшь? Внутрь не заходить, сказал же!
Он усадил меня за столик у входа в его бункер.
— Сиди, но ни к чему не прикасайся. Руки держи за спиной или на коленях.
— Я же оставил карабин под деревом, а ты вон с автоматом не расстаёшься.
— Опасайся не оружия, а заразы.
— Проказы? — с ужасом предположил я и непроизвольно дёрнулся в сторону.
— Хуже… — Он вынес из пещеры солдатскую фляжку. — Поставь свою посуду на стол, я сам налью, а ты потом возьмёшь.
— Выпивать перед охотой — не рановато ли?
— Это не выпивка, а лекарство. Настойка на местных травах, прополисе и мумие для укрепления иммунитета. Тебе вместо прививки. Тут тебе не средняя полоса России, где заразы на природе почти нет. Так и воду на привале будем с моим бальзамом пить.
Я протянул ему кружку и… чуть не хлопнулся носом об стол — косматый ком с диким рёвом свалился на меня с вяза-карагача, под которым я сидел. Я дёрнулся было за ножом, но старик строго меня одёрнул:
— Не кипятись, это мой котик Васька так вот на руки просится. Ласки просит, поганец.
Котяра действительно замурлыкал у меня на руках, словно скутер на низких оборотах воркотал. Сам же кот был сплошным узлом мускулов под пушистой шубой.
— Как тебе это удалось дед? — опустил я ласкового, но опасного зверя на землю. — Дикие коты манулы не приручаются.
— Это не манул, и он не чистокровный. Его мне моя сибирская кошечка с настоящим камышовым котом нагуляла.
— В папу пошёл, — оценил я рост и вес кота.
Когда этот гигантский котофей потёрся о ножку шаткого стола, громко зазвенела металлическая посуда.
— Он меня всегда на охоту провожает, а потом исчезает в камышах на весь день. Ну, пошли с богом, что ли, Васька! А ты, друг, звать тебя не знаю как и знать не хочу, ступай за мной, но никогда не обгоняй.
И на том спасибо, что спину мне под чужую пулю подставлять не придётся.
Так и потопали втроём. Впереди гордо шествовал камышовый кот, задрав трубой хвост. Хорошо ещё, что не гепард. За ним шагал дед, бодро и уверенно, как дачник по собственному участку. Замыкал группу я в болотных резиновых сапогах, страшно неудобных и жарких, но надёжных по этой местности.
В разных диких местах, которые, слава богу, пока ещё скрыты от туристов-варваров, ко мне не раз на экзотической охоте по разной дичи прибивались всякие беглые зэки в добровольные егеря. Они куда охотней набиваются в подручные к профессиональным охотникам-промысловикам, чтобы зимой поработать на них за тёплый ночлег, еду и нехитрую одёжку. К отпускникам же липнут только летом, дабы перехватить живую деньгу. Нередко бесследно исчезают, если за ними не уследишь, прихватив у тебя оружие и деньги. Иметь дело с таким бичарой все равно что травить дичь волком — никогда не знаешь, на кого он кинется, на тебя или добычу.
— Ты ж не из местных, дед, по выговору, а?
— Из костромских я.
— А как сюда прибился?
— Видел, ветер шары-кусты по пустыне гоняет?
— Перекати-поле?
— Ага, жаза-сагыз. Носит его ветром по пустыне всю зиму, по весне прибьёт дождиком к земле. Куст пустит корень, даст пару отпрысков. Осенью отрывается от земли, и снова катается всю зиму по ветру. Вот так и я катался, пока сюда не прибился.
Глава 4
Осень в каменистой пустыне — самая прекрасная пора, не сравнить даже с весной. На два мёртвых сезона — лютая зима и безжалостное жаркое лето — природа тут умирает, остаётся без зелени и воды. Весна красна только тюльпанами да цветущими деревьями, зато осенью тут цветёт все, что способно выпустить цветок и дать семена до холодов. И одуряюще пахнет, иногда просто до мОрока и лёгкого головокружения, цветущая пустыня. Там, где есть хоть капелька воды, разумеется.