В кустах сердито зачухала оленуха. Проказник, высоко взбрыкивая задними ножками, сверкнул своим светлым «зеркалом» за хвостом и скрылся в зарослях.
— Вот так и русские ко всем без разбора навстречу выскакивают с распахнутой душой, а потом получают пулю в спину, нож в сердце или хомут на шею, — философски изрёк дед.
Я пожалел, что собрался на охоту без фотоаппарата, хотя эта штука по моему делу как раз и лишняя обуза. Никому фото заветных мест я не собирался показывать.
— Оленей мы не бьём, — строго предупредил дед. — Их тут всего пять семей с тремя рогачами. На большее им пастбища не хватает.
Я молча кивнул. Мне бы и самому не хотелось, чтобы меня тут шлёпнули, как того оленя. Вот бы поменяться с ними гарантией неприкосновенности. Меня бы кто так пожалел только за то, что я тугайный олень, потомок благородных оленей из Индии.
Мимо затянутого вьюнком непроходимого леска и поросли невысокого камыша мы с дедом вышли ещё к одному мелкому заливчику Кангыбаса. Само озеро, надо думать, с вертолёта наверняка похоже на голубой цветок со множеством лепестков-заливов.
— Вон туда на вечернюю зорьку по перу пойдём, — показал старик на островок, поросший высоким, но не густым тростником.
— На лодке? У меня с собой надувная.
— Пешком. Там воды по колено, на тот берег перейдёшь и задницы не намочишь. На мелководье как раз утка вечерами жирует. Возьмёшь без труда, сколько унесёшь. Перелётная птица тут непуганая. На прямой выстрел подпускает. Рукой дотянешься. Ты утку в лёт бьёшь или с подсадными охотишься?
— Ага, с подсадными чучелами. В лёт у меня слабо получается.
— Тут в это время по сидячей утке с одного выстрела меньше трёх не возьмёшь.
— Нетронутый мир, — усмехнулся я. — Чудовища в озере не водятся?
— Динозавров нет, а их окаменевшие следы на скалах покажу.
— А другие реликты?
— Живого гепарда видел, далеко отсюда, правда, и опять же издалека. А леопарда местного я тебе покажу, если случай выпадет. Хотя вряд ли.
Старик указал биноклем на нагромождение скал на невысоких горушках.
— Вон оттуда он на нас посматривает, будь уверен, а мы его летом ни за что не увидим. Только зимой по снегу барса выследить можно. Евонную самку с детёнышами в прошлом году волки порвали. Теперь он в бобылях ходит, злющий, как зверь лютый. Но человека пока не трогал.
— Может, ещё и тигра покажешь?
— Покажу — скелет в пещере. Живого только деды дедов из местных видели, если не брешут. Кабанов стало мало. Настоящему тигру тут жрать нечего, если с человеком делиться придётся.
— А эндемики тут сохранились?
— Чего?
— Ну, те виды, которые только тут водятся, и больше нигде.
— Куда там! Все привозное. Ондатра и нутрия из Америки. Оленей еще при тимуридах из Индии завезли, только кабаны точь-в-точь такие, как по всему миру на этих широтах.
— А рыба?
— Были эндемики да сплыли. Не мой грех, хоть я и сам рыбовод завзятый. Рассказывали, сто лет назад тут ихтиологи сбросили с вертолёта мальков разных промысловых рыб, ну и раков чёрных.
— Ну и как, удачно прижились?
— Русские деды сказывали, что рыбы-новосёлы начисто пожрали старожилов.
— А что за реликты были?
— Я только османа-усача застал и то в дальних лужицах. Говорят, и реликтовая маринка встречается по заливам, но я не видел. Белый окунь в серых окушков выродился, да и те только в отрезанных заливчиках крутятся. Боятся судака.
— А что аборигены рассказывают?
— Местные старики тут вообще в рыбе не разбираются, толком ничего рассказать не смогут.
— Они же сушат рыбу на балык для продажи, сам же мне показывал.
— Это уже я молодых научил. С этого теперь, можно сказать, и живы. На верблюдах рыбку к железке отвезут — вот мне порох и патроны, а им сахар, чай да мука. Раньше старухи-тенгрийки к озеру бочком-бочком с ведром подходили, боялись водицы зачерпнуть. Не купались даже, какой там им рыбу ловить!
— Водобоязнь?
— Да брось — водобоязнь у бешеных собак. Местные боялись водяных духов потревожить.
— Что, до сих пор на мёртвые камни молятся?
— Не все. Суеверные только старики остались, молодые уже нечистой силе мало доверяют, хотя кое-кто ещё и верит, что камни сами собой из-под земли растут, а не морозная земля их выталкивает.
— А что, дедок, приватизировать бы этот рай? Поставить тут на поток экзотический охотничий туризм для зарубежных гостей. От иностранцев отбоя не было бы.
— И зверья тут не было бы, — сердито буркнул старик.
Ещё бы, держится, старый черт, за свои угодья. Приватизировал как бы, значит. Никого сюда не пустит, да и меня живым наверняка не выпустит. Интересно, на цепь посадит или гирю к ноге прикуёт, если в живых оставит?