— Спасибо за понимание, но это еще не все, Антонина Михайловна.
— Еще сюрпризы? — он уже начинал ее раздражать. Да у нее весь дом полусумасшедших, каждый мог захотеть «костерок развести», правда, никаких приспособлений у них для этого нет. А если, например, спички или зажигалку у медсестер стянули? Говорила девчонкам: кончайте курить, а они в ответ: на работе стрессы сплошные, не лишайте последнего удовольствия.
— В числе погибших на пожаре — Прасковья Петровна Щукина, помните такую?
— Помню, конечно, я всех обитателей своих помню.
— Что вы можете о ней сказать? Как она оказалась у вас, можно поднять ее личное дело?
— Сказать конкретного ничего не могу, надо документы посмотреть. Вроде как оказалась у нас по собственному желанию и по инициативе сына, который ходатайствовал об определении матери в учреждение социального типа.
«Так я и расстаралась вам, Алексей Александрович, рассказывать всю подноготную! Работайте самостоятельно. Поделиться своими «скелетами в шкафу» желания нет. Скажешь лишнее словечко, за ним потянется другое, а потом какой-нибудь умник вытянет третье». Нет, с ней этот номер не пройдет. Попила у нее крови Щукина, редкая дрянь, пыталась даже ее шантажировать, пусть душа ее теперь успокоится.
— Дело в том, что Прасковью Щукину убили, — как-то обыденно произнес следователь Сурин.
— Как убили?! — такого поворота событий Антонина не ожидала.
— Задушили поясом от халата. Вот такие дела, Антонина Михайловна. Так что, учитывая все обстоятельства, вас прошу из города никуда не уезжать. Мне нужно будет и с персоналом поговорить, и с вашими пациентами.
— Может, с персоналом собрание провести?
— Может, но пока необходимости нет, мне хочется с каждым поговорить отдельно.
Антонина слушала Сурина и не слышала. Не ожидала она такой подлости от Щукиной. Впрочем, самый опасный враг — это не тот, кто стреляет в упор. Это тот, кто подло вонзает нож тебе в спину, говоря красивые слова. К этому нельзя быть готовым, этого нельзя предвидеть. Подлость, как ржавчина, которая все разъедает. Но Антонину голыми руками не возьмешь, она отплатила Щукиной той же монетой. Но если кто-то убил Прасковью, значит, не только одной Котенковой она портила жизнь. И чего ей не хватало, дожила до старости, имела успех, уважение, деньги, друзей, может, и любовников. Но ничто не бывает вечно, все кончается, растворяется, как в дыму пожара.
— Вы меня не слушаете, Антонина Михайловна?
— Алексей Александрович, извините, у меня встреча. — Ей хотелось побыстрее закончить этот неприятный разговор. Этот молодой парень с острым взглядом сейчас начнет копать под нее, очень тихо и аккуратно, но настойчиво. Такие, как он, всегда хотят добиться результата.
Ну почему убили именно Щукину, а не кого-то другого?!
Глава 12
Если не менять направление движения, мы обязательно придем к тому, к чему стремимся.
Наши дни
— Мухина! Какого черта, спишь что ли? — Юлька только после второго окрика поняла, что обращаются к ней.
Тяжело жить под чужой фамилией, и как это некоторые люди с этим уживаются, а потом удивляешься, что Михаил Кольцов — это Михаил Ефимович Фридлянд, а Марк Твен — Сэмюэл Ленгхорн Клеменс. Псевдоним «Мухина» тоже звучит неплохо, правда, нет здесь романтики и полета, но Юльке сейчас не до них. Сказать, что она чуралась по жизни физической работы, нельзя, но так, как она вкалывает здесь, она не пахала никогда. Да и платят за такой напряженный труд просто копейки, хорошо, что в обычной жизни у нее другая специальность, любимый коллектив и уважаемый главред. Ради газеты, кстати, работа в которой тоже тяжелая, она и пустилась в это приключение, чтобы добыть факты, изучить обстоятельства дела и сделать выводы. Пока журналист Сорнева не приблизилась к разгадке ни на шаг.
— Да иду я, иду! Не надо мне по десять раз говорить, — она снова взяла у Кристины несколько памперсов и пошла в палату.
Обитателей на этаже было много, сюда еще дополнительно переселили людей из сгоревшей части здания. Запах гари никак не исчезал из помещения. Как Юлька ни трудилась: раскладывала по углам уголь — натуральный поглотитель запаха, терла полы с ароматизатором, но запах был очень стойкий и просачивался в самые дальние уголки.