— Зачем ты пол трешь без конца? — удивлялась Кристина.
— А ты разве не чувствуешь это зловоние? У меня весь нос забит, горло и даже уши.
— Ты как принцесса на горошине! Да по мне пусть воняет гарью, это в сто раз лучше, чем мочой. Все туалеты, палаты пропахли! А гарь — это так, почти духи «Красная Москва».
Кристина знала, о чем говорила, во всем помещении дома престарелых постоянно стоял резкий, специфический аммиачно-ацетоновый запах. Когда смешивались два запаха — мочи и гари, амбре стояло невыносимое и мерзкое.
Глафира Сергеевна Юшкова с утра была не в настроении, кашу ела плохо, чай вообще пить отказалась.
— Вы что сегодня, Глафира Сергеевна, бастуете? — Юлька убирала нетронутую посуду.
— Да зубы у меня нынче болят, вот и есть не могу.
— Я скажу Кристине, чтобы вас к зубному записала. Он по четвергам приходит.
— А сегодня что? — Обитатели учреждения плохо ориентировались в днях недели, да и было это им безразлично.
— Сегодня понедельник, но если боль острая, я попрошу Кристину, чтобы врача раньше вызвали.
Контакт с Глафирой никак не устанавливался, а ведь она последняя видела той ночью Прасковью Щукину и целый год жила с ней в одной комнате. Юшкова нехотя поддерживала разговор на другие темы, но когда речь заходила о Щукиной, замолкала. Это Юльке категорически не нравилось, поэтому, если появилась хоть какая-то зацепка, надо ее использовать. Кристина разводила лекарство в процедурной.
— У Глафиры Сергеевны зубы болят, до четверга ждать долго.
— До какого четверга?!
— Ну, когда стоматолог сюда на осмотр приходит.
— Слушай ты эту бабку, у нее зубов давно нет, что у нее там болеть может?!
— Как нет? Она сегодня от завтрака отказалась, говорит, зубы болят.
— Последний зуб ей удаляли в мое дежурство месяца три назад. Нечему там болеть. Да и забыла она, что нет у нее зубов и что врач к ней приходил. Памяти-то у бабок совсем нет. И что ты ее возвеличиваешь, Глаша она, а не Глафира Сергеевна. Мы тут всех по именам зовем, замучаешься по отчествам. Она еле шевелится, ты из-под нее дерьмо выгребаешь каждый день, а туда же — Сергеевна. Она сама, поди, уже свое отчество не вспомнит.
— Ну, ей лет-то много, неудобно.
— Неудобно памперсы через голову надевать. А не поела — и хорошо, памперс дольше послужит, менять лишний раз не придется. Кстати, она ведь совсем недавно ходячая была, да шустро так по коридору двигалась, а вот, поди ты, улеглась. Это после пожара с ней такое приключилось.
— А до пожара она была ходячей?
— Бегающей!
— Ты ничего не путаешь?
— Я тут пять лет на посту, мимо меня муха не пролетит, не то что бабка не прошмыгнет. Это Нинка-коза дежурила в ту ночь, когда пожар был, недоглядела за стариками, спала, как всегда, в подсобке. Ну ты уж меня не сдавай, про это никто не знает, это Нинка мне от страха рассказала, а потом попросила молчать. А то выгонит ее Антонина, как пить дать выгонит, а куда ей одной с маленьким ребенком деваться?
— Я — могила, не переживай.
— Да мне что, это пусть Нинка переживает. Я в ночь редко дежурю, только разве что на подмене. Старики ведь и ночью покоя не дают, то по десять раз в туалет ходят, то пьют, то с разговорами пристают. Я кофе всегда крепкий с собой беру, и проблем нет — сна ни в одном глазу.
— Странно, что пожар случился, непонятно.
— Да все тут понятно, мы каждый день как на передовой, бабки знаешь тут что отмачивают, только держись! Вот та, что в огне задохнулась, Паша, очень высокомерная была, как будто одолжение делала всем нам, что жила здесь. Антонину Тонькой называла, я даже подумала: может, они были знакомы, но старуха сказала, что нет. Резкая бабка была, скажет, как отрежет. В третьей палате дед лежит, когда-то был большим начальником, но неудачно нырнул в воду, когда купался. Перелом шейного позвонка. Говорит, первый месяц жена и друзья ходили в больницу, поддерживали, а потом как исчезли все. Вот у нас тут год живет, не может шевелиться.
— А как эта Паша в ночь пожара в дальнем коридоре оказалась? Ведь если бы она в палате лежала, то ничего бы не случилось. Глафира Сергеевна вон жива.
— Да черт их знает, этих бабок! Я не разрешаю по ночам шариться, всех лежать заставляю. Не гуляют они у меня по коридорам, туалеты у многих в палате. А Нинка — добрая душа, вот на ней и ездят все почем зря.
— Кристя, я все-таки Глафире Сергеевне скажу, что врача ждать не надо, а то я ей обещала.