— Да, именно так и зовут, — удивленно сказал Сурин. — Это тоже имеет отношение к делу?
— Да, имеет. Дмитрий Николаевич действительно возрастной человек, он болен, и за ним ухаживала медсестра Нина Сергеева, ставила ему уколы. Это я узнала в поликлинике, к которой приписан ваш ветеран, он, между прочим, остался очень доволен медсестрой Ниной. Специально она вышла на него или случайно, не знаю, но думаю, что именно он рассказал ей о деле, которое вел, — убийстве Александра Гулько. Это Просин заставил ее усомниться в том, что ее мать совершила убийство. Нина — женщина деятельная, она могла найти и других свидетелей, которых нашла я, свидетелей с косвенными уликами, и сложить свою картинку произошедшего. Она начала потихоньку пугать Щукину, но ей было этого мало, она все время искала удобный случай, чтобы отомстить, и случай этот ей представился.
— У вас чем дальше, тем интересней, — подал голос Сурин.
— Понимаете, к счастью, с журналистами люди охотней общаются, чем с правоохранительными органами. А поработав санитаркой, я к журналистским вопросам прибавила и знание темы.
— Не зря ты меня втянула в свою аферу, — улыбнулся Заурский.
— Ну что вы, Егор Петрович, без вашей поддержки у меня бы вообще ничего не получилось! — горячо сказала она. — Мне кажется, что однажды вечером Нина увидела, как сторож случайно оставил во дворе канистру с бензином. Кто перевернул канистру, разлил бензин, кинул спичку — пробегавшие подростки, просто хулиганы, выходившие курить старики — не знаю, но факт остается фактом — начался пожар.
Нина перед сном обходила палаты, она обманывает, что заснула в подсобке, ее видел Петр Петрович идущей по коридору. Нина увидела дым, но еще она заметила, что в конец коридора пошла Щукина, и решила, что это шанс. Она задушила Щукину пояском от ее же халата и разыграла комедию, о которой вы уже знаете.
— А доказательства, девушка, у вас есть доказательства, что это совершила Сергеева? У вас пока получается рассказ, яркий и цельный, одним словом — художественная литература.
— Добывать доказательства — это ваша работа. Думаю, что люди — и сторож, и Петр Петрович, и баба Таня, и Клара Андреевна, которая видела, как Нина вытаскивала из альбома фотографии убитого Александра Гулько, — подтвердят мои слова. Сделайте косвенные доказательства прямыми, я вам только поаплодирую.
— Спасибо, мне нужно уйти, — Сурин поднялся со стула. — Мне срочно на работу.
— Конечно, Алексей Александрович, вы и так со мной время потеряли. Спасибо вам за терпение.
Когда дверь за следователем закрылась, Юлька посмотрела на главреда и услышала:
— Сорнева, ты будешь, наконец, кофе? А то журналист, отказывающийся от кофе, у меня вызывает подозрение!
Глава 45
Дискуссия с ненавистью разжигает ее огонь.
Наши дни
Она всегда знала, что мать больше всего на свете любила умершую Сашеньку. Мама всегда говорила про нее, рассказывала, какой доброй девочкой она была. И выходило, что будто Нину не за что любить и жалеть, раз она жива и здорова. Нина хорошо помнила детский дом, злые голоса воспитателей и обращение к себе — «тюремный подкидыш». Она не очень понимала, почему «тюремный», но старшие девочки объяснили ей, что раз мать сидит в тюрьме, то она самый что ни на есть «тюремный подкидыш», и добавляли такие страшные подробности, что Нине хотелось сбежать далеко-далеко.
— Убийца твоя мать!
— Этого не может быть, — Нина умела за себя постоять.
— Убийца, убийца! Она твоего отца пришила.
И Нине казалось, что это слово — «убийца» — преследует ее повсюду, как будто ей поставили метку, клеймо на лбу. Однажды она не выдержала и спросила воспитателя:
— Это правда, что моя мать убила моего отца?
— Ты еще мала, чтобы об этом рассуждать! — оборвала ее женщина.
— Но мне сказали старшие девочки!
— Твоя мать сидит в тюрьме, а за что, мне никто не докладывал. Вот освободится, и сама у нее спросишь.
«Значит, это правда, — подумала Нина, — я дочь убийцы» — и понимание этого ожесточало и разъедало ее душу. Когда мать, Клара, появилась в ее жизни, Нина была уже сформировавшимся, озлобленным на весь мир человечком и носила другую фамилию, которую ей дали в детдоме, Сергеева. Историю матери о ее жизни, об умершей сестре она выслушала спокойно и в упор спросила: