ГЛАВА 41
По водной глади озера несся, задрав нос, катер с кабиной. Остин выжимал из двойного движка все, на что тот способен. Его лицо превратилось в маску гнева и отчаяния. Едва оказавшись в лодочном сарае, он попытался вернуться назад в лабораторию — лифты не работали. Курт метнулся было к лестничному колодцу, но его остановила Гаме.
— Бесполезно! — сказала она. — Времени не осталось.
— Гаме права, — вклинился Завала. — У нас меньше четырех минут.
Друзья не лгали: предприняв заведомо неудачную попытку спасения, Остин и сам погибнет, и погубит их. Потому он вышел на пирс. Дремавший на солнышке охранник очнулся, но не успел даже схватиться за оружие. Остин, позабыв о правилах маркиза Куинсберри, с разбегу ударил его плечом в живот — охранник полетел в воду.
Все трое погрузились в катер. Ключи были в замке зажигания, баки — полны, и двигатель завелся с полуоборота. Остин повел суденышко по прямой, на полной скорости — к побережью штата Невада. Услышав за спиной крик Завалы, он обернулся. Друзья смотрели, как вокруг причала вода бурлит и пузырится, словно кипящий бульон в кастрюле.
Раздался приглушенный рев, и наружу выстрелил кроваво-красный фонтан. Беглецы прикрылись руками, защищаясь от падающих с неба обжигающих капель и от пара. Когда они осмелились наконец открыть глаза, то увидели: причал исчез совершенно, а вдогонку катеру несется волна футов под десять высотой.
— Наша лодка считается непотопляемой, — напряженно произнес Завала.
— То же говорили про «Титаник», — напомнила Гаме.
Остин развернул катер и повел его навстречу волне. Пассажиры напряглись, ожидая удара, но их лишь приподняло высоко над поверхностью озера; волна прошла низом. Ведь даже цунами пика разрушительной силы достигает лишь у самого берега. Оставалось надеяться, что по пути к берегу Невады эта волна ослабеет, уляжется.
На суше тоже было неспокойно: из-за деревьев, где Остин с высоты две тысячи футов видел башенки поместья, поднимались столбы дыма. Прошло немного времени, и они потемнели, стали жирнее, тут и там мелькали проблески желтого и красного пламени. Остин сбавил скорость, чтобы полюбоваться пожаром.
— Рагнарёк, — пробормотал он.
— Гибель богов? — спросила Гаме.
— Скорее богини.
Наступила тишина, нарушаемая только гудением моторов и шипением воды у носа катера. Потом раздался звук, похожий на уханье безумной совы. Остин, Гаме и Завала обернулись и увидели идущий за ними красно-бело-синий торт. «Королева Тахо» еще раз посигналила. С палубы махал рукой Пол. Остин махнул ему в ответ и развернул катер в сторону пароходика.
ЭПИЛОГ
Ливийская пустыня, полгода спустя
Старейшина деревни был тощ, как жердь. Десятилетия, проведенные под беспощадным солнцем, настолько иссушили его кожу, что на лице буквально не осталось места для новых морщин. Годы скудного питания оставили ему всего два зуба: один торчал из верхней, второй — из нижней десны, однако старик не переставал гордо улыбаться. Стоя в середине своих владений — кучки хижин из желтой глины и небольшой пальмовой рощицы, обозначающих грязный оазис, — он мог сойти за мэра, который готовится перерезать ленточку и подарить городу новый проект.
Деревня располагалась далеко к западу от пирамид Гизы, в одном из самых неблагополучных районов мира. Между Египтом и Ливией на тысячи квадратных миль простираются горячие пески, тут и там усеянные остовами танков времен Второй мировой. К оазисам жмутся скудные поселения, борющиеся за жизнь. Порой оазис пересыхает, и тогда урожай гибнет, а в селения приходят голод и смерть. Веками люди пустыни жили от засухи к засухе, но сегодня должна наступить новая эра.
В ознаменование добрых перемен деревню украсили цветными флажками, по пестрой ленточке привязали к хвосту каждого верблюда. В самом центре, на площади — обыкновенном пыльном пятачке — разбили палатку цветов ООН, на краю поселения стояло несколько вертолетов. В тени палатки ждали представители ООН, нескольких стран Ближнего Востока и Африки.
Старейшина встал перед конструкцией, какую вряд ли встретишь посреди пустыни: круглый мраморный фонтан, в центре которого — чаша поменьше, украшенная статуей крылатой женщины. Вода лилась из ее протянутых ладоней.
На шее у старца висела оловянная кружка. Он торжественно зачерпнул ей воду из бассейна, отпил и улыбнулся еще шире. Слабым, дребезжащим голосом старик провозгласил:
— Альхамдулиллах лилмайя!