Я хохотал. Ох уж этот дед Грец! И додумался! Да ведь он настоящий герой гражданской войны!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Человек, поймавший молнию
Почти всю ту ночь полыхали и полыхали во сне для меня молнии. Последняя из них стеганула прямо в меня, да так, что я вздрогнул и раскрыл глаза. А молния будто озарила всю нашу избу — так было ярко в ней и светло. И сразу же соображаю, что сегодня День Октября. О, как это замечательно! Сейчас вот встану и гляну в окно на наш флаг. Флаг этот еще вечор мы с отцом водружали. Но какой флаг! И не из обыкновенного кумача (у нас в то время его не было), а из маминой шелковой шали. Во!
Полюбовались мы нашим чудо-флагом, а отец и говорит:
— Да такого-то флага во всем мире не сыскать. Уж это точно!
— Точно! — согласился я с отцом.
А тогда и задумался: а что же такое — флаг? Спросил об этом у отца, когда он пришел с торжественного собрания.
Подумал отец, подумал, тогда и говорит:
— Ты у меня, сынок, молодцом, что хочешь все знать. Ну, а флаг… Как тебе сказать? Флаг — это навроде боевого оружия. Знамение. Знаменитое, выходит, это дело, человеком достигнутое. Вот добрался, скажем, человек до чего-то очень для него трудного, а надо как-то отметить это свое торжество. Ну, не отчебучивать же комаринскую. Этого мало. А вот тот же флаг, знамя… Тут, брат, совсем другое дело. Не зря оно придумано. Да и придумано ли? Вот я тебе расскажу. Сказка не сказка, а ты слушай да на ус мотай.
И я стал слушать, затаившись возле отца.
— Давным-давно это было, — повел свое отец. — Воевали два государства друг с другом. Одно государство темноты кромешной, другое — света лучезарного. Вот государство темноты и давай наступать на государство света. Одолевает и одолевает, забирает землю за пядью пядь. И каждая пядь чернотой становится. Вся жизнь меркнет, все погибает. Что тут делать? Вот тогда и посылает государь страны света сколько-то там своих воинов, дает каждому в руки по снопу огня и с тем огнем велит дойти в самое царство тьмы. Дойти и взобраться на самую высокую скалу. А как взберешься на ту скалу, так к полыхающему огню тут же со всех сторон двинется свет. И растворится, сгинет темнота, и все вражеское войско будет побеждено. Изничтожено.
Ну, и пошли те воины гусиной цепочкой один за другим. И стали у воинов огни тухнуть. А идти-то еще далече-енько, да надо, хоть кровь из носу. Те воины, у которых огни потухли, загинули. Лишь у двоих эти огни маленько мерцали — вот-вот погаснут. А погаснут, тогда и им хана. Смерть. Они и так и эдак, а толку мало. Ветер задувает со всех сторон, дождь заливает. Тогда один и говорит другому: «А давай сделаем вот что…»
Взялись это они крепко за руки, щитами накрылись, чтобы огонь сохранить. Идут и идут. Все ближе и ближе та скала неприступная. Подошли они к ней. Надо на нее подыматься, но как? С какой стороны не подойди — как яйцо голая. Н-да!.. Тогда один из них подставил свою спину другому и сказал — лезь! Ну, второй ступил на спину товарища и очутился на выступе, вроде как приступок. И товарища — к себе. Вот так и докарабкались они до самой вершины, до макушки. Можно сказать — победа! Но нет, не-ет! Огонь у одного погас, погас и у другого. Ну, все. Баста! Пропала теперь страна света лучезарного. Труды их, воинов тех, были напрасны. А тут вдруг ка-ак стеганет-стеганет молния! Одного смельчака сразу наповал, а вот другой… тот не оробел, не растерялся. Хвать это он молнию, а она, молния-то, аж затрещала, забилась в руках молодца пойманной птицей. Ну не-ет, голубушка, уж раз ты мне попалась!.. А молния потрещала этак, подергалась да и угомонилась. И как это она угомонилась, то и разлилася в полнеба жарким пламенем. Вот как наш с тобой флаг. А воин все держит и держит ту молнию над головой. Держит! Вот тебе он и флаг. Знамя. И славная победа царства света над царством тьмы. Ты понял теперь, сынок? — закончил свой рассказ отец.