— Ой, красиво как! — радостно завопила Ёсико. Фудзио даже слегка опешил от такой наивности.
— Да разве здесь расслабишься? — проворчал он. — Так и кажется, что сейчас тебя обольет помоями из этой реки…
— Нет, правда, мы же будто в Нью-Йорке!
«Глупости какие, — подумал Фудзио. — Дурацкие фотообои, наклеенные на фанеру».
— А этот мост — вообще кошмар…
— Почему?
— С него, наверное, бросают в реку всякую дрянь.
— А ты часто бываешь в таких красивых отелях? — спросила Ёсико.
— Время от времени.
На одеяло был надет красно-белый пододеяльник.
— А ты? Уже бывала в таких местах?
— Нет, в первый раз.
Значит, прежде занималась такими делишками у приятелей или дома, когда родители уходили, подумал Фудзио.
— А с кем ты спала до меня? С одноклассником?
— До тебя? — с серьезным видом переспросила Ёсико.
— Ну, да! Спала же ты с кем-то? — раздраженно повторил Фудзио.
— С разными, — засмеялась Ёсико. Отвратительный смех у этой пигалицы. Издевательский.
— Ладно, нечего из себя корчить! Раздевайся давай.
Фудзио уже не помнил, сколько женщин раздевалось перед ним. И, тем не менее, еще не потерял вкуса к этому представлению, а потому сел на стул и приготовился к спектаклю.
Обычно женщины снимали блузку, сбрасывали юбку, а потом продолжали раздеваться сверху вниз — сначала лифчик, потом трусы. Но Ёсико нарушила привычный порядок. Сначала она сняла юбку и сбросила маленькие розовые трусики. Красный свитер прикрывал ее до пояса, а под ним болталась, как занавеска, заношенная розовая комбинация.
— Дальше можешь не раздеваться.
Грудь у нее слова доброго не стоит, Фудзио уже успел ее рассмотреть в машине.
Может, заставить ее снова надеть школьную форму? Нет, это ничего не даст.
Не успела Ёсико опомниться, как Фудзио повалил ее на кровать. Он думал, что у нее вообще нет на теле растительности, но в самом низу живота некая тень все-таки присутствовала. В целом Ёсико была похожа на худосочного цыпленка.
— Ты что, недоразвитая? — спросил Фудзио, стягивая с себя одежду.
Ёсико молчала.
То, что произошло потом, было совершенно невероятным.
Пристально глядя ей в лицо, Фудзио принялся обследовать ее тело кончиками пальцев. Она вдруг зажмурила глаза так, что над редкими бровками собрались морщины и, извиваясь всем телом, попыталась столкнуть с себя Фудзио.
— Эй, ты что, первый раз?…
— Да не-е-т же, нет, — застонала Ёсико и вновь сделала попытку выскользнуть из-под Фудзио. Но он навалился на нее всей тяжестью своего полнеющего тела.
Фудзио доводилось слышать рассказы о непроходимых чащобах у подножия Фудзи, но сам он там не бывал. Однако сейчас у него возникло ощущение, что он продирается через такую вот чащу. И еще ему казалось, что он ведет бой — и должен бежать.
Летящий снаряд не может остановиться. Фудзио, пригнувшись, прикрыл Ёсико своим телом. Ёсико что-то неистово вопила. Снаряд приближался. Оба затаили дыхание. Бежать уже не было сил. Их тела изогнулись и замерли, надеясь, что снаряд пронесется мимо. Но нет. Снаряд с грохотом разорвался. Все было кончено.
«Сейчас можно бы и сигарету выкурить», — подумал Фудзио. Он когда-то пробовал курить, но от дыма першило в горле, и он так и не смог втянуться.
— Послушай, я же не знал, что ты в первый раз, — сказал он в спину Ёсико, которая направилась в ванную. Фудзио так и не понял, слышит она его или нет.
Он впервые лишил девушку невинности. Его бывшая жена работала в баре, поэтому он понимал, что бессмысленно интересоваться ее прежними увлечениями. К тому же Фудзио не испытывал к девственницам особого интереса. Они казались ему похожими на бочонки с рассолом для овощей. Ничего привлекательного. Однако в этом приключении был элемент везения, и Фудзио ухмыльнулся.
Пижама на его груди распахнулась. Не застегивая ее, он встал, заглянул в холодильник и крикнул в сторону ванной:
— Эй, ты там как, в порядке?
— Да.
— Когда выйдешь, можешь перекусить. Тут есть оладьи. В пакете.
— Оладьи?
— Ну, да.
В комнате была микроволновая печь. Оладьи можно подогреть и есть их с сиропом. Ёсико вышла, одетая в лиловую пижаму, и, взглянув на оладьи, сверкнула глазами:
— Это можно съесть?
— Кофе и десерт входят в обслуживание. За них платить не нужно, так что не стесняйся. А я пойду приму душ.
— Тогда я их разогрею, пока ты моешься.
Когда Фудзио вернулся, бледные оладьи уже дымились на пластиковой тарелке.
— Отлично! Я, кажется, проголодался.
— Классная комната! Вот бы мне такую…
— А у тебя дома какая?
— Маленькая. И кровать двухъярусная. Я живу вместе со старшей сестрой.
— Можно обойтись без кровати, просто стелить футон[19] во всю ширину.
— Некрасиво спать на полу.
— Что же в этом некрасивого?
— Я хорошо пропекла оладьи. — Решила Ёсико сменить тему.
— Не надо было их печь, достаточно подогреть.
— Если Дзюн-тян приведет меня в такое место, я тоже испеку ему оладьи…
— Не смей говорить мне о Дзюне. Не порти настроения! Настроение у Фудзио и в самом деле стремительно портилось.
глава 5. Выкуривание
Некоторые считают, что это редкостная удача — лишить невинности девственницу, но Фудзио убедился, что в этом нет ничего интересного. Яманэ Ёсико была похожа на заморенного цыпленка, а не на женщину в расцвете красоты и сексуальности. Наверное, было бы лучше, если бы она походила на поросенка. А уж разговаривать с ней о чем-либо было вообще бессмысленно — все равно, что с инопланетянином. И все же Фудзио записал номер телефона Ёсико.
— Когда к тебе можно звонить? — спросил он Ёсико.
— Если позвонишь мне во время ужина, то, скорее всего, трубку возьму я. Я во время ужина сижу ближе всех к телефону.
— А если это будешь не ты, то я положу трубку, — рассмеялся Фудзио.
Домашние Ёсико могут запомнить его голос, поэтому лучше ничего не говорить, если трубку снимет кто-то другой. Что ни говори, мужчина, который звонит дочери-школьнице, вызывает подозрения.
Неудача с Ёсико лишь подстегнула Фудзио к новым поискам. Если тебе нужны женщины, то нужно рыскать повсюду, а не сидеть в магазине, словно приклеенный к стулу, с утра и до вечера, как этот кретин Сабуро.
Его отношения с шурином, и без того не безоблачные, теперь расстроились окончательно. А все началось с того, что Сабуро собрался перестраивать магазин и намекнул Фудзио, что тот пятачок, где Фудзио ставил машину, будет тоже пущен «в дело». Сабуро намеревался натянуть у входа в магазин тент, поставить витрины и торговать там «европейскими» конфетами и пирожными. Это хотя бы немного скомпенсирует арендную плату за землю, к тому же те покупатели, что придут за сладостями, возможно, купят и фруктов или овощей. Получается двойная выгода.
Фудзио решительно воспротивился начинанию шурина, поскольку было ясно, что ради увеличения доходов от магазина он лишается бесплатной стоянки.
— Ну ладно. Если тебе так уж нужно, валяй. Но я тогда поставлю машину на платной стоянке, имей в виду, — заявил он.
— За стоянку будешь платить из своих. Мы не можем изымать деньги из оборота. Ведь это машина для твоих развлечений, а не для дела, — предупредил Сабуро.
— Рискни, попробуй. Увижу тент — и все там покрушу! — на лице у Фудзио играла довольная ухмылка. Он получал наслаждение, шантажируя Сабуро.
— Тогда изволь работать. Неужели тебе никогда не хотелось добросовестно поработать? — Сабуро храбрился, хотя было видно, что он трусит.
— Это мой дом, как хочу, так и живу.
— А вы, матушка, на чьей стороне? Опять поддержите Фудзио? Мать, словно стесняясь, заглянула зятю в лицо:
— Пусть Фудзио сам платит за…
Она не успела закончить. Фудзио неожиданно пнул стоявшую рядом с ним керосиновую печку и опрокинул ее.
Печки современной конструкции устроены так, что автоматически гаснут, опрокидываясь во время землетрясений.
Эта печка не была современной.
— Фудзио!
Вскрикнув, мать осталась сидеть, словно завороженная. Она молча смотрела, как огонь охватывает соломенные татами, на которые выплеснулся керосин.
19