— Лагерь там. Близко, правда?
— Близко, — согласился Юра.
— Теперь смотри, — продолжал Павел. — Если пройти здесь по склону и там, у серого камня, спуститься в лес, мы попадем прямо в лагерь. Высоты не потеряем. Ведь если мы спустимся, то это не только дальше. Еще и по дороге снова подниматься придется.
Юра недоверчиво покачал головой.
— Так-то оно так. Только еще куда-нибудь заберемся и не вылезти будет. — Он помолчал и зло добавил: — С этим проклятым чемоданом.
— Ну, спускайся, — холодно сказал Павлуша.
— Как спускаться? — удивился Юра. — Одному?
— Как хочешь.
— Я тебе скажу, это черт знает что такое. — Глаза Мухина зажглись гневом.
— А кто нас сюда тянул? — не удержался Павлуша. — Кто?
— Так я ошибся и сознаюсь.
Павлуша вдруг понял, что наговорил лишнее, но расставаться со своей идеей ему не хотелось. Он уже два раза водил туристов. Да, не в горах, но ведь сейчас путь совершенно ясный. Просто Мухин боится. Павлуша где-то читал, что в критических положениях начальник должен быть твердым и не отступать от принятого решения. Правда, его начальником еще никто не избрал. Но ведь Мухин уже осрамился?
— Пойдем спросим Лину. Как она? — сдерживая себя, предложил Мухин.
Павлуша сказал Лине, стараясь быть объективным:
— Лина, мы заблудились. — Девушка села. — Надо или идти обратно, терять высоту и время…
— Не нажимай, — перебил его Юра.
— … или пройти склоном. Это ближе. Ты как, сможешь здесь идти?
Вопрос был рассчитан на самолюбие.
— Могу, — сказала Лина. В самом деле, что она, уж такая слабая, что ли? Просто голова болит.
— Один — ноль в твою пользу, — сказал Юра и пошел к своему рюкзаку.
— Чемодан-то ты мне отдай, — потребовал Павлуша.
— Не дам.
— Нет, отдай!
Павлуша теперь шел впереди. Они обогнули скалы, на которых красной и черной краской были нарисованы какие-то стрелы. «Странные знаки», — подумал Павлуша. Юра, видимо, тоже заметил их и сказал:
— Это, наверное, здесь скальные занятия проводят. Вот куда мы попали.
Павлуша улыбнулся. То, что Юра с ним заговорил, можно было считать примирением.
Сперва шли хорошо. Идти вдоль склона — это не то что лезть наверх. Но вскоре начали уставать ноги в голеностопных суставах. Почему-то трудно было выдерживать направление, тянуло или вверх или вниз. Надо было огибать травянистые выступы — контрфорсы; обходить глубокие выемки, спускаться в промытые водой расщелины и вылезать оттуда. Это только издали все казалось ровным.
Над хребтом появились облака и заклубились в вершинах. Сверху потянул холодный ветер. Павлуше стало тревожно, и он, будто невзначай, стал спускаться ближе к границе леса. Теперь только он понял, какая ответственность лежит на нем. Надо скорее выбираться на тропу, на дорогу, в жилые места, к людям. Он прибавил шагу, насколько это позволял громоздкий чемодан, неустойчиво пристроенный над рюкзаком.
Лина шла стиснув зубы. «Только бы не отстать! Только бы не отстать!» — думала она.
Почему-то запах цветов, свешивавшихся со шляпы, раздражал ее. На ходу она протянула руку и, не глядя, сорвала и выбросила их. Только один цветок, прикрепленный булавкой, остался. Лина этого не заметила.
Павлуша попытался спуститься в лес, но там, где кончался травянистый склон к лесу, обрывались скалы. Верхушки буков торчали под ногами. Нечего было и думать здесь спускаться. Надо было идти дальше.
Солнце скрылось. По чемодану застучали первые капли дождя. Горы, да и все вокруг изменилось и выглядело теперь неприветливым, суровым, даже злобным. Облака зловеще крутились почти над головой, спускаясь все ниже и ниже.
Оттуда, где раньше виднелся ледник, с запада, прямо на путников неслась пепельно-серая лохматая стена тумана…
Дождь пошел вовсю. Как ни старался Павлуша идти быстрее, пришлось убавить шаг. Уже по нескольку раз они падали, начиная скользить вниз. Цепляясь за мокрую траву, за подвернувшиеся выступы, останавливались и с трудом поднимались. Павлуша больно ударился о камень и шел теперь прихрамывая. Чемодан пришлось отвязать и нести в руке. Это было очень трудно и неудобно.
Надо было найти место поровнее — отдохнуть. Но впереди ничего не было видно.
Около часу они шли молча и упрямо, почти не выбирая пути. Дождь налетал шквалами. То моросит, то вдруг будто просыплются откуда-то крупные холодные капли и сразу потекут за шиворот по горячему телу. Брр!..
Темнело… И наконец нашлось ровное место. Но какое! Просто болото. В разных направлениях сквозь высокую сочную траву здесь текли невидимые ручьи. Нога проваливалась в жидкое месиво по щиколотку. На сравнительно сухом небольшом пригорке остановились. Павел молча развернул плащ, и, укрывшись им, они сели на чемодан, прижавшись друг к другу.
Юра порылся в рюкзаке и вытащил размокшую булку с сыром.
— Нате, — сказал он, — надо есть. А то совсем издохнешь.
— А вы знаете, — обрадованно заговорила Лина, — у меня голова не болит!
— Это, конечно, хорошо, — философски заметил Юра, проглотив, почти не жуя, огромный кусок, — но вот, если пойдет вместо дождя снег, тогда держись… Лина, стукни меня скорее по спине. Застряло…
Под плащом было даже уютно, пока сохранялось тепло в разогретых ходьбой телах. Но скоро стало холодно; все, как по команде, стали дрожать мелкой дрожью. И все же усталость была сильнее холода. Куда идти? Здесь хоть сидеть можно.
Павлуша понимал, что в положении, в котором они находились, виноват он. Но ничего придумать не мог. Придется ночевать.
— Что ж, — сказал он, стараясь придать бодрость своему голосу. — Пересидим. Бывает хуже… С альпинистами.
— Редко, — заметил Юра.
— Что редко?
— Редко, говорю, бывает хуже. Вот что. Какие мы альпинисты?
— А я не согласна, — вдруг резко сказала Лина. Она встала, откинула плащ. — Чего мы сидим? Пошли.
— Куда, Лина? — безнадежно махнул рукой Юра.
— Как куда? В лес. Костер разведем. — И Лина решительно спустилась с пригорка. — Зачем издыхать?..
— Стой! — закричал Павлуша. — Разобьешься!
Они оба вскочили и бросились за Линой. Было совсем темно. Где-то журчал ручей. Черный громадный камень торчал в нескольких шагах. Лина исчезла.
— Ребята! — вдруг послышался ее звонкий радостный голос. — Тропа!..
В самом деле, тропа проходила совсем рядом. За камнем.
По лесу спускались в полной темноте. Тропа была крутая. Дождь превратил ее в русло ручья. Грязные потоки бежали по ней. Разве можно было сосчитать, сколько раз проехался каждый на спине, цепляясь за кустики, чтобы остановиться? Разве можно было предвидеть, во что превратится одежда, рюкзаки, чемодан?
Но какое это имело значение, если внизу сквозь деревья уже светились огни лагеря и слышался приближающийся шум реки!
Какая это радость — ночью, мокрому, измученному и голодному, приближаться к жилому месту, к теплу, к людям!
Мало сказать, что дежурный по лагерю инструктор Саша Веселов был удивлен.
— Откуда? Что с вами? Кто вы?
— Новички, — смущенно ответил Павлуша, доставая из заляпанного грязью кармана размокшую альпинистскую путевку.
— Как же вы попали? Где шли?
— Мы, — смущенно сказал Юра, — через горы. Думали, — короче.
— Я вижу, что короче, — рассмеялся дежурный. Он посмотрел на Лину и спросил:
— У вас голова болит, девушка?
— А как вы узнали?
Веселов шагнул к ней, оторвал от обвисшей, мокрой, некогда красивой шляпы оставшийся там желтый цветок и выкинул его в окно.
— Это же азалия. Она ядовитая…
Когда они шлепали к душевому павильону, Лина взяла Павлушу и Юру за рукава мокрых и грязных рубашек.
— Будем проситься в одно отделение?
— Обязательно, — сказал Юра.
— Конечно, — подтвердил Павлуша и добавил: — Я просто не верю, что мы уже в лагере.
ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ
С трех сторон лагерь обступают горы, и поляна, на которой он расположен, имеет в ширину немногим более пятидесяти метров. Дощатые домики инструкторского состава стоят над самой рекой, и надо иметь укоренившуюся привычку, чтобы так безмятежно спать под неумолчный рев беснующейся воды, как это удается инструкторам. Дорога, по которой в хорошую погоду сравнительно легко ходят машины, в лагере кончается. Через лес, к альпийским лугам, или, как их называют альпинисты, к травянистым склонам, ведут зигзагами крутые тропы. Там они как-то вдруг исчезают, и дальше путь надо выбирать самому. Но сегодня второй день смены, и только разрядники да значкисты поднимаются на скальные занятия выше зоны альпийских лугов.