Особо упрашивать не пришлось, мальчишки шустро вскарабкались на стулья и потянулись к нарезанному батону, а Мишка первый ухватил ложечку с вареньем из вазочки и от души намазал свой кусок — да так, что пришлось пальцы облизывать.
— Приятного аппетита, — произнесла гостеприимная бабушка, ушла на кухню и закрыла за собою дверь.
— Впаф-фибо! — замычал Мишка с набитым до отказа ртом. — Эфо мое ямое юбимое ваенье!
Через несколько минут, когда в вазочке не осталось ни капельки самого любимого Мишкиного варенья, гость сообщил о цели своего визита.
Мишка в красках поведал страшную историю о том, как он оказался в кошмарном подвале с собаками. Только, если откровенно, эта история не произвела должного эффекта на собеседника, она выходила у Мишки какая-то чуть ли не геройская. Рассказчик, мягко выражаясь, кое-что приукрасил. Например, он не стал особенно распространяться о том, как сильно испугался, увидев голодных псов, а сказал только, что, если бы у него было время, он бы начал их дрессировать, якобы они даже хвосты поджали, когда остались с ним один на один. Не стал он заострять внимание и на том факте, что его спасли «стюардесса» из «Детского мира» и высокий охранник, в его изложении получалось, что он сам ловко выбрался из темницы. Также в его рассказе отсутствовала и такая деталь, как слезные просьбы Мишки отпустить его, когда злой охранник тащил его в подземелье. Ну и конечно, не стал он рассказывать, как глупо прозевал приближение врага, засмотревшись на игрушки. В общем, получалось, что Мишка чуть ли не специально попал в этот страшный подвал. На разведку, так сказать.
У Славки пропал аппетит. Он отложил в сторонку сладкую булку, не стал даже варенье слизывать.
Вообще-то он и раньше слышал про этих подвальных псов, ребята во дворе любили вечерком потрепаться об этом, но раньше это представлялось выдумкой, а теперь Славка почему-то взял и поверил. Не всему, конечно! Что он, умственно отсталый, чтобы верить тому, что наплел Гвоздь? Тот наврет с три короба и глазом не моргнет, сочинитель такой же, как… не хотелось думать о себе критически, но перед собой Саночкин был честен, он хорошо понимал, что если они оба начнут сочинять, то еще неизвестно, кто кого пересочиняет. Хотя, скорее всего, Славка в этом вопросе самому барону Мюнхгаузену даст фору. В общем, стало страшновато, а ведь Славка уже был морально готов к тому, чтобы после выздоровления проникнуть в универмаг и смело выяснить, что скрывается за синей тряпкой…
Мишкин рассказ решительности не прибавлял.
— А собаки большие? — спросил Славка, он надеялся, что собаки окажутся маленькие, тогда это не так страшно и еще можно будет рискнуть и сунуться в магазин.
— Во! Вот такие! — соскочил со стула Гвоздь. Его рука устремилась ввысь, а сам он вытянулся на носочках. Но тут же сообразил, что таких собак даже в кино не бывает, такие только лошади бывают. Поэтому его рука плавно опустилась до лба. Приставил ее к бровям, словно козырек от солнца. — Во какие, понял! И то если они на четырех ногах стоят. А если на задние ноги встанут, то до потолка!
— А порода у них какая?
— Порода? Порода у них… эта… порода… эта… ну… ведь знал же, но, как назло, из головы выскочило… — И тут Мишка с некоторым опозданием сообразил, что он не на уроке, а Саночкин — не Зоя Михайловна, он даже головой мотнул от досады. — Чего ты пристал ко мне со своей породой! Там темно было! Порода, порода! Эта порода съест человека и не подавится! Понял?!
В это время года вечер приходит незаметно — будто и не уходил никуда, весь день крадется, как Сергеич за своей жертвой, а потом выпрыгнет, точно из-за угла, чуть зазеваешься, глядь, а день уже закончился. Не успеешь все дела переделать, глядь, а за окном — темнотища хозяйничает.
Но в универмаге были свои порядки, они не зависели от погоды, от природы и даже от солнца, здесь вечеров вообще не было, день резко переходил в ночь. Пока магазин работал — в нем было светло как днем и весело как утром, но чуть раздавался мелодичный звон, оповещающий о закрытии, сразу же наступала ночь — залы его пустели и наступала тишина.
Синий занавес расступился… Эх, жаль, что в эту минуту залы универмага были пусты, иначе бы по ним прокатился рокот восхищения. Словно Снежная королева, царственно ступила из витрины Яна. Чудилось, что она светится в полумраке — на ней был ослепительно белый плащ, широкий пояс стягивал тонкую талию, а в руках она держала светлые перчатки.
— Янка! Неужели ты снова в своем легендарном плаще? — Шедшая навстречу Танечка искренне восхитилась. — Ой, помню, как я тебе завидовала, когда ты в нем первый раз появилась в институте! Сколько ему уже лет?