Тимбал также была этому рада, так как дела на постоялом дворе сегодня шли бойко, и благодаря тому, что этой ночью у людей было хорошее настроение, она получила хорошие чаевые. Имена лордов и леди звучали для нее знакомо, но, наверное, так и должно было быть, ведь она уже работала на этом постоялом дворе еще до несчастного случая. В ее разуме и раньше всплывали какие-то имена и обрывки старых воспоминаний, но все это до сих пор представляло собой в ее памяти полную мешанину.
Поэтому не было никаких причин для того, чтобы в следующие дни ее грусть усилилась. Но это произошло. Посреди ночи она просыпалась в слезах, на нее накатывала необъяснимая тоска, девушка перестала улыбаться шуткам. Она знала, что у нее хорошая жизнь, и каждую ночь благодарила Эду за то, что та благословила ее. Но все же что-то было не так. Поэтому девушка решила обо всем рассказать Гиссель.
— У меня неспокойно на сердце. Я чувствую, что что-то потеряла, что-то очень важное, и не успокоюсь, пока не верну это.
— Ты недавно потеряла отца, — сказала Гиссель, но Тимбал покачала головой.
— Я грущу и урывками вспоминаю о нем. Я помню его лицо в отблесках костра, его руки, что ложились мне на плечи, и даже то, как он учил меня благодарить богиню за каждую хорошую вещь. Нет, Гиссель, я помню достаточно, чтобы скорбеть о нем и оплакивать его. Это что-то другое, что-то, что я потеряла.
— Завтра, — уверенно сказала Гиссель, — мы скажем моему отцу, что нам нужен выходной, и пойдем в Смитфилд. Это ближайшая к нам деревенька. Там мы навестим моих кузенов, так как я хочу, чтобы ты познакомилась с Секом. Думаю, вы понравитесь друг другу, и он поможет исцелить тебя от тоски по твоей потери.
Тимбал отказалась, но Гиссель уговаривала ее до тех пор, пока та не согласилась. Отец Гиссель согласилась дать им обеим выходной, так как зимой дела все равно шли неважно. Но он усомнился в плане своей дочери и сказал ей:
— Сек ухлестывал за дочерью кузнеца. Слышал, она ему нравиться.
Но Гиссель ответила ему:
— А мне нет. Как только Сек увидит Тимбал, то тут же забудет о тощей и сварливой Миссе.
Они отправились в Смитфилд следующим утром на повозке знакомого Гиссель. Тот вез в деревню позднюю капусту и был рад подобрать девушек. Тимбал устроилась в хвосте повозке, а Гиссель села рядом со своим знакомым, и вскоре стало ясно, что и сама она хотела кое-что выгадать от этой поездки, а не только облагодетельствовать Тимбал. Возница даже поцеловал Гиссель на прощание, когда ссаживал их рядом с домом кузенов. Отец Гиссель оказался прав. В этот день Сека даже не было дома, так как он пошел к дому своей возлюбленной, чтобы помочь ее отцу отремонтировать ограду. Но Тимбал это нисколько не беспокоило. Дом кузенов Гиссель был шумным местом, где обитало несколько маленьких детей и один новорожденный младенец. Женщины здесь были столь же дружелюбны, как и Гиссель, и, несмотря на то, что Сека не было, эта поездка все равно подняла Тимбал настроение. Она не хотела уезжать и тянула время, сколько могла. Был уже вечер, когда они отправились на постоялый двор Смитфилда, где знакомый возница Гиссель должен был подобрать их и отвезти обратно. Перед уходом одна из кузин Гиссель сказала ей:
— Ах, если бы я только знала, то отправила бы вас на постоялый двор пораньше, чтобы вы могли послушать немного музыки. Я слышала, что там выступает менестрель. Он высокий и темноволосый, его голос сводит девушек с ума, но он не обращает внимания ни на одну из них! Говорят, он оплакивает свою потерянную возлюбленную, и каждый раз заканчивает свое выступление песней в ее память.
Эта новость вызвала любопытство у обеих девушек, и под легким дождиком они поспешили на постоялый двор. Знакомый Гиссель припозднился, но они все равно сумели отыскать свободный столик в конце зала. Кузина Гиссель была права, на постоялом дворе было полно народу, и в основном это были женщины. Когда девушки вошли, менестрель чинил порванную струну на своей арфе и даже не поднял голову, поглощенный своим занятием.
— Я возьму немного сидра, пока мы ждем твоего возницу, — предложила Тимбал.