— Что такое?! — обернулся боец. Увидев перед собой штатского человека, стукнул кулаком в деревянную перегородку. Тотчас появился красноармеец с винтовкой: — Отведи к комбату… вот с этой телеграммой. Скажешь, — он кивнул на Тропинина, — сам к нам пришел.
— Послушайте, товарищ! Надо немедленно передать эту телеграмму! Она очень важная! Очень… Я прошу… Я требую!
— К комбату! — берясь за ключ, приказал телеграфист.
— Я никуда не пойду, пока не передадите моей телеграммы! Поймите, это… это… Я не могу вам сказать, но это очень важно немедленно передать.
— Прошу, гражданин! — строго сказал красноармеец, винтовкой указывая на дверь.
Серый, мглистый рассвет занимался на востоке. На окраине городка гремел бой. Слышались пулеметные очереди. По улицам торопливо пробегали связные. Шли раненые. В городе густо рвались вражеские снаряды. Солдат вел Тропинина кратчайшим путем. Они были почти у блиндажа командира батальона, когда впереди их разорвалась мина. Боец, выронив винтовку, упал. Тропинин склонился над ним, испуганно попросил:
— Товарищ, вставайте… Скорее надо.
Поняв, что боец мертв, Тропинин схватил винтовку и побежал вперед. Видя, как немцы поднялись в атаку, он скатился в ближайший полуподвал. Тяжело дыша, огляделся. У стола сидел лейтенант и по телефону отдавал приказания. Окна были заложены мешками с песком. В узкие амбразуры на улицу выставлены стволы пулеметов «максима». Красноармейцы, припав к амбразурам, внимательно следили за тем, что происходит на поле боя.
— Товарищ лейтенант, близко! — взволнованно сказал один из бойцов, поправляя на голове бинт. — Разрешите огонь.
— Сколько? — стараясь быть спокойным, спросил лейтенант.
— Метров… сто, — прошептал красноармеец.
— Подпустите ближе, — тихо приказал лейтенант и еще тише сказал в трубку телефона: — Сержант Петров, примите командование ротой. Запомните, товарищ сержант: без приказа не отступать. Ясно? Вот и хорошо, — вздохнул лейтенант. Только теперь он заметил Тропинина и, увидев у него в руке какую-то бумажку, сказал: — Давайте, что у вас?
— Мне нужно передать… — быстро заговорил Тропинин, — нужно…
— Пятьдесят! — вскрикнул пулеметчик.
Лейтенант шагнул к пулемету, припав к прицелу, скомандовал:
— Огонь!
Пулеметы застрочили длинными очередями. Долго, упорно стучали «максимы». От напряжения у бойца на лице выступил пот. Вдруг он радостно улыбнулся и закричал:
— Ага, гады! Повернули! Давай им в душу… — и, не договорив, стал медленно оседать вниз, цепляясь за стену.
Тропинин кинулся к нему. Лейтенант, косясь на них, продолжал вести огонь. Оттащив красноармейца на середину блиндажа, Тропинин подскочил к пулемету, нажал на спуск.
— Отставить! — приказал лейтенант, отодвигаясь от пулемета. Выпрямившись, тяжело вздохнул, облизал языком сухие губы. — Еще раз отбили… Да, жмут… Так что у вас?
Тропинин шагнул к нему.
— Передайте телеграмму.
Лейтенант внимательно посмотрел на формулу, спросил:
— Кому?
— Академии наук!
— Академии? — лейтенант удивленно и снисходительно улыбнулся. Внимательно посмотрев на Тропинина, спросил: — А в штаб полка вас устроит? — Опять вздохнул, грустно пошутил: — С Академией у меня связи нет. — Но, увидев растерянное лицо Тропинина, снял трубку, послушал и, нахмурившись, тихо обронил: — Связь с полком прервана. — Он на минуту задумался. — Что же мне с вами делать? Да, простите, как ваша фамилия?.. Тропинин? Так вот, товарищ Тропинин, идите в штаб полка, вы еще успеете добраться. Штаб в конторе металлургического завода…
— А вы?.. — сорвалось у Тропинина.
— У нас приказ — подольше задержать здесь гитлеровцев.
Тропинин медленно направился к выходу. Он уже толкнул дверь, когда лейтенант вновь отдал команду открыть огонь.
Из полуподвала застучал лишь один пулемет. Тропинин резко обернулся. Лейтенант, широко расставив руки, медленно клонился к столу. Тропинин подскочил к амбразуре. Он увидел бегущих цепью во весь рост немцев и резанул по ним пулеметной очередью. Несколько гитлеровцев будто испуганно взмахнули руками и упали. Какая-то неведомая сила влекла фашистских солдат друг к другу, они сбивались в тесные кучки, и Тропинин тотчас направлял на них струю пуль из вздрагивающего «максима».
Цепи редели. Наконец они замерли на секунду, один из солдат, повернувшись, пригнулся и кинулся бежать назад, за ним — второй, третий, и вся цепь наступающих стремительно откатилась и залегла. На полуподвал, загородивший продвижение вперед, обрушился шквал немецких снарядов. Загрохотали взрывы, рухнули остатки кирпичных стен, вокруг все заволокло пылью. В узкие щели амбразур летели камни, земля. Распарывая мешки с песком, выли осколки снарядов. И вдруг наступила тишина. Взрывы прекратились. Тропинин выглянул в амбразуру. Густые серо-зеленые цепи гитлеровцев неотвратимо ползли вперед. Казалось, теперь их нигде и никогда не остановят. Тропинину стало жутко. Он закрыл глаза и отшатнулся от стены. Рядом упал со стоном последний боец.
— Батарея! Батарея! — вдруг услышал Тропинин голос лейтенанта.
Лейтенант, прижав левую руку к плечу, привалился к стене и смотрел на ползущие вперед серо-зеленые цепи.
— Я комбат два, прошу огня! Слушай мою команду! Прицел…
И посреди цепей фашистов фонтанами вздыбилась земля. Но гитлеровцы поднялись в атаку и неудержимо катились к Тропинину. Он уже видел перекошенные лица с широко раскрытыми ртами. Поборов минутное замешательство, Борис Антонович снова припал к пулемету.
— Батарея! Перенести огонь! — скомандовал лейтенант.
Шквал снарядов догнал бегущих немцев.
— Так! — закричал лейтенант. — Так их! Еще перенести, слушай поправку!
Теперь уже осколки своих снарядов завыли над головой Тропинина. С грохотом отшвырнуло искореженный пулемет. Десяток метров отделял гитлеровцев от полуподвала. Лейтенант передал новое приказание на батарею. Тропинин обостренным слухом расслышал ответ:
— Лейтенант Смирнов, это же ваша точка?! Повторите прицел!
— Я приказываю — огонь! — закричал Смирнов. — На меня огонь!
Около окна, где стоял лейтенант Смирнов, глухо лопнула граната. Сотни осколков рванулись в полуподвал. Выронив трубку, упал лейтенант Смирнов.
Сверху послышался топот, дверь распахнулась. Мимо Тропинина мелькнула граната. Борис Антонович упал. Последним усилием воли он схватил телефонную трубку и закричал:
— Я приказываю! Огонь на меня! Огонь!
Снаряды новой лавиной обрушились на полуподвал.
— Огонь! — повторил Тропинин и, оглушенный, потерял сознание.
Через полчаса фашисты ворвались в полуподвал. Одни, остановившись у двери, настороженно водили автоматами, другие, светя фонариками, двинулись вперед, выкрикивая:
— Рус, плен — выходи! Выходи!
Никто не отозвался. Гитлеровцы принялись обыскивать убитых.
Тяжело раненный лейтенант застонал. Фашист поднял автомат. Раздалась очередь. Смирнов, вздрогнув, замер. Обшарив его карманы, фашист нагнулся над Тропининым. Сняв часы, быстро сунул их в френч. Вытащив записную книжку, полистал ее, хотел швырнуть в сторону, но, обернувшись к неподвижно стоявшему высокому немцу, насмешливо сказал:
— Курт, возьми! — и бросил книжку. Она пролетела над лежащим Тропининым. — Ты изучаешь их язык, попробуй прочесть.
Курт Винер на лету поймал записную книжку и, подойдя к свету, падавшему из амбразуры, перевернул несколько страниц.
— Санит, — вслух прочел он слово, написанное более крупными буквами, и еще полистал страницы. Увидя формулу какого-то химического соединения, подумал: «Химиком, наверное, был». Ему захотелось взглянуть в лицо русскому, который, как и недавно погибший на русском фронте брат Курта, занимался химией. Курт подошел к Тропинину, направил на него луч фонарика.