….Врач в эвакуации мне советовал есть помалу, но регулярно и полноценную пищу. Ада в ту зиму продала на рынке свое теплое пальто и на эти деньги покупала мне продукты. Она всегда готова была отдать мне последнее, но установить какое‑то подобие режима – для нее это совершенно невыполнимая задача. Во‑первых, моя сестрица безалаберна до жути, она и сама забывает поесть, когда работает. Во‑вторых, мы с ней всю жизнь находимся в противофазе – она на меня давит, а я в ответ хамлю и делаю все наоборот. Слушаться же Злату мне почему‑то всегда было приятно – у нее, видно, врожденный дар воспитательницы. Как жаль, что у них с Петей нет детей, какая из нее вышла бы прекрасная мать! И Ада тоже осталась одинокой, бедная моя сестренка. Все проклятая война!».
Из‑за стены перестал доноситься громкий скрип, и Сергей сквозь подушку услышал приглушенный голос Златы Евгеньевны:
– Петя, ты уснул? Давай, приведем себя в порядок, а то уже скоро десять, утро в самом разгаре.
– Ада еще часа два будет спать, куда ты спешишь? Хочешь от меня убежать? – сонно и недовольно протянул ее муж.
– Петенька, но у меня куча дел, ты забыл, что завтра праздник, и у нас гости?
– Да, конечно, гости, – с сожалением согласился Петр Эрнестович и, спустив ноги с жалобно скрипнувшего при этом дивана, начал натягивать брюки. – Составь мне список всего, что нужно закупить, Златушка, а я прямо сейчас, с утра пораньше, проедусь по магазинам.
– Я вчера уже все купила, – в голосе ее неожиданно прозвучало отчаяние: – Петя, я, кажется, сделала глупость, и ты будешь на меня здорово сердиться.
– Что случилось? – диван вновь заскрипел под массивным телом Муромцева‑старшего.
– Два дня назад из Москвы звонил Царенко.
– Царенко? – резко и неприязненно переспросил ее муж. – Какой Царенко? Неужели…
– Да, он. Сказал, что организует встречи бывших фронтовиков – ему поручили, кажется, на правительственном уровне. Он ведь теперь генерал.
– Я не хочу с ним встречаться ни на каких уровнях. Или, может быть, ты хочешь?
– Петя, прекрати, как ты можешь!
– Ты права, извини. Так зачем звонил этот…?
Сергей изумился – брат никогда прежде не употреблял нецензурных выражений.
– Он собирает ребят из нашего батальона, – голос Златы Евгеньевны дрожал, – хочет устроить показательную встречу к двадцатилетию победы. Приглашал нас с тобой девятого в Москву на парад, обещал устроить в гостинице.
– Благодарствую, – сквозь зубы процедил ее муж. – Ты, надеюсь, сообразила послать его очень‑очень далеко?
– Не в такой форме, но, разумеется, отказалась – сослалась на то, что много работы и т. д., и т. п. А он тогда… Он сказал, что они с Векшиным и Павлюком после парада летят по делам в Ленинград и, если будет время, вечером зайдут к нам. Петенька, что мне было делать? Я не смогла сказать, что лучше бы нам сто лет его не видеть, я пробормотала что‑то вежливое. Петенька, я не представляю, как я… – неожиданно она всхлипнула.
– Успокойся, ты к этому не будешь иметь никакого отношения – я просто спущу его с лестницы.
– Нет, Петя, нет! У нас будут гости, это наш праздник, я не хочу его омрачать скандалом! И потом, с ним ведь приедут Димка Векшин и Валька Павлюк, а они…
Петр Эрнестович неожиданно успокоился:
– Хорошо, успокойся, если ты не хочешь скандала, то скандала не будет. Больше того, я уверен, что это пустая болтовня – к нам он заходить не собирается, потому что прекрасно знает наше к нему отношение. К тому же, если у них тут вечером мероприятие, то они просто физически никуда больше не успеют. Но, в крайнем случае… Если что, то просто считай, что мы решили пригласить бывших однополчан Димку Векшина и Вальку Павлюка, а этого… Он посидит за столом и уйдет, и будет так, как будто его нет, и не было. Так что выбрось из головы этот разговор и забудь.
– Да, Петя, да! Но мне страшно, я боюсь, что…
– Все! Забыли и выкинули из головы! – встревожено и довольно резко воскликнул Петр Эрнестович. – Еще не хватало, чтобы после стольких лет опять… Посмотри мне в глаза, Златушка, вот так! Все? Забыли?
– Забыли, – голос ее неожиданно стал каким‑то безжизненным, – ты прав. Пойду, надо делать дела, – диван легонько скрипнул, когда она поднялась, – приготовлю завтрак, приберусь маленько. Будешь есть овсянку с молоком?
– Я буду есть все, что ты мне предложишь, – мягко и спокойно ответил ей муж.
Злата Евгеньевна вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь, а Петр Эрнестович вытащил из чемодана привезенные из Берлина тезисы докладов и начал их просматривать, но неожиданно стукнул кулаком по столу и гневно произнес:
– Скотина, сволочь! – а потом начал ходить по кабинету.
Сергей не знал, кто такой этот Царенко, и почему упоминание о нем так расстроило брата, но решил, что усугублять это расстройство еще и своим нескромным присутствием за перегородкой не стоит. Лучше всего улизнуть из комнаты незамеченным, прокрасться в прихожую и там изо всех сил хлопнуть дверью. Брат с невесткой, разумеется, выглянут на стук, а он, Сергей, прямо с порога – как будто только что вошел – сделает умильное лицо: «Здравствуй, Златушка, как давно я не слышал твоего голоса! Петя, ты уже приехал? Какая радость!»
План был хорош, и Сергею действительно удалось совершенно беззвучно добраться от кровати до двери. Он крался с тапочками в руках, аккуратно ступая на паркетные половицы, и с гордостью думал:
«А что, я, может быть, прирожденный ниндзя! Пожалуй, у самого Чингачгука Большого Змея не могло бы получиться лучше!»
Увы, многие гениальные проекты, как правило, проваливались из‑за ничтожных мелочей. То же самое произошло и в этом случае – нога Сергея зацепилась за лямку его дорожной сумки, брошенной накануне у двери Адой Эрнестовной, и Петр Эрнестович, услышав грохот падения за стеной, немедленно устремился в комнату младшего брата.
– Сережа?! Ты?! Ты… ты дома?!
Лицо его побагровело от смущения, но Сергей сделал вид, что весь поглощен изучением своей ушибленной коленки.
– Черт, споткнулся о сумку, надо же! Ты уже дома Петька? А когда ты приехал? Я даже не слышал, – он поглядел на Петра Эрнестовича невинным до идиотизма взглядом. Тот смущенно кашлянул:
– Я? Гм… Недавно. А ты…
– А я вчера вечером прилетел, понимаешь, а дома никого, – начал пространно и вдохновенно рассказывать Сергей. – Решил сразу завалиться спать – честно говоря, в последние дни мне нездоровилось. Часов в пять утра печень разболелась до чертиков! Я принял таблетки и решил выйти на улицу, немного пройтись – при ходьбе боль не такая сильная, – для пущей достоверности он взялся за правый бок и слегка поморщился, а потом озабоченно спросил: – А Злата уже вернулась с дежурства? Она знает, что ты приехал?
– Гм… да, – Петр Эрнестович перевел дух, но потом вновь встревожился: – Когда у тебя начались боли? Был приступ? Из‑за этого ты вернулся?
– Пару дней назад. Короче, я убедился, что отдых дикарем не для меня. Да, представь себе – доктор, который меня лечил, оказался бывшим папиным учеником. Фамилию я, конечно, не помню, но милейший человек. Ладно, все уже прошло, не волнуйся. И еще… еще я убедился, что ты был прав.
– Прав? В чем? – с недоумением переспросил Муромцев‑старший.
– В том, что нужно шевелить мозгами. Короче, к лешему всех! – они взглянули друг другу в глаза, и Сергей, шагнув к брату, положил руки ему на плечи. – Петька, мы же сто лет с тобой не виделись, дай, хоть я тебя обниму!
Петр Эрнестович слегка отстранил его и оглядел пристальным взглядом медика.
– Ну, прошло у тебя далеко не все – склеры желтоваты. Как у тебя с планами на ближайшее будущее?
– Я же сказал, что все к лешему. Нет никаких планов. Денег тоже.
– Не в деньгах счастье, а в их наличии, поэтому можешь в понедельник получить в кассе свои отпускные – тебе уже начислили. Я думаю, что неплохо было бы тебе сейчас съездить в санаторий и попить водички.