— Сашка, а где Чиба?
Сашка сказал недовольно:
— Шастает где-нибудь. За ним разве уследишь…
В обед Генриетта Глебовна покормила нас борщом и жареными карасями. Сашка ел охотно, и за это нам разрешено было погулять в парке над обрывом.
— Только не лезьте вверх напролом, идите по лестнице. А то знаю я вас, альпинистов.
С моей-то ногой напролом по обрыву! Скажет тоже… Тем более, что опять гудела голова. Ну, ничего…
Парк был захламлен, решетчатые павильоны и лавочки заросли сорняком. Сирень разрослась, как джунгли, и пахла одуряюще. А над ней — высоченные березы, клены и липы, солнце сквозь них — как тысяча золотых шпаг. И тихо-тихо. Почему-то совсем не было слышно и видно птиц. Только по кривоногому облезлому роялю, что стоял на развалившейся эстраде, прыгали воробьи.
Я забрался, открыл клавиатуру, хотел тронуть клавиши.
— Не надо, — тихо, но решительно сказал Сашка. — А то… всякое может быть.
Ну, ему виднее. На то и лоцман.
— Сашка, здесь что, никто не бывает? Рояль бросили…
Сашка повеселел, хихикнул:
— Бывают, наверно… Только по ночам. Такое тут…
— Кто? Нечистая сила, что ли?
— Ага… Похоже, — дурашливо сказал он.
— Ну тебя…
Сашка ответил уже серьезно:
— Я не знаю. Это закрытый объект. Сюда только у лоцманов первой категории есть полный проход.
— А у тебя какая категория?
— Пока никакой, потому что документов не дают. Но по третьей взрослой я все равно работаю. А то и по второй… Ура, лошадь! — Он взлягнул ногами и помчался от меня.
У края обрыва стояла не лошадь, а гипсовая скульптура лося с обломанными рогами. Сашка, будто обезьяна, забрался лосю на спину и сел с видом полководца. Но мне показалось, что он чересчур бодрится. Неестественно. Я вспомнил, как еще недавно он почти без сознания висел у меня на руках, и страх опять прошел по мне короткой судорогой.
— Сашка… Ты как себя чувствуешь?
— Я-то? Во! — Он вскинул большой палец, этим же пальцем почесал нос и сообщил решительно: — Завтра мы во-он туда отправимся. — Вытянул к горизонту руку.
С обрыва был виден весь город Овражки, за ним луга и рощи, лес в синеватой дали, а из-за леса поднимались, как свечки, белые колокольни. На них и показывал Сашка.
— А что там?
— Ново-Камышино. Деревушка, а рядом крепость-монастырь. Там и сейчас монахи живут. Говорят, у них библиотека такая, что даже из всяких академий ездят… Может, вы там и ту самую книгу найдете, Ришелье…
— Как же, найдешь ее…
— А может… и Тетрадь. — Сашка хитро глянул с высоты.
Я не выдержал:
— Дернуло меня однажды за язык сказать тебе о них. И о книге, и о Тетради…
Кажется, он слегка надулся. Я проговорил примирительно:
— Пойдем еще побродим.
Сашка на животе сполз с гипсового «коня».
— Пойдемте. Мое дело такое, я проводник…
— Обиделся, что ли?
— Не обиделся. А только, что вы все время… это…
— Что?
— Киснете!
Вот ведь душекопатель на мою голову!
— Не кисну я. Просто подумал, что Генриетта Глебовна не пустит нас завтра. Путь-то небось неблизкий.
— Ага! Надо по речке сплавляться. Вон, видите среди лугов блестит… За день не успеть…
— Вот я и говорю!
— Ну и что! Поплывем, когда пустит!
— А послезавтра наш контракт кончается…
Сашка вскинул потемневшие глаза.
— Вам, значит, уже надоело со мной, да?
— С чего ты взял? Господи, да поплывем, если хочешь!.. Только больше не болей.
— Не-е! Теперь у меня им-му-ни-тет!
Мы бродили еще долго. Как в неведомом лесу. Наткнулись на кривобокую избушку, она стояла на могучем пне, будто на разлапистой птичьей ноге. Скорее всего, это был заброшенный киоск, построенный в нарочито сказочном стиле. Но…
— Смотри, Сашка, жилье Бабы Яги. «Ёшкин свет»!
— Точно! Сейчас бабка сама пожалует! На метле! — Сашка смеясь вскинул голову. Я тоже.
Небо уже было предвечерним. Бабы Яги в нем не оказалось, только золотилось похожее на перо облако, и его протыкали два реактивных следа. Очень близко друг от друга. Видимо, два истребителя в тренировочном парном полете.
— Будто катамаран, — сказал я.
Сашка быстро и без улыбки посмотрел на меня. Вот тут я его и спросил:
— Слушай, лоцман, объясни мне все-таки: почему те люди, с «Даблстара», оставили на Земле Пантюхина? Он же капитан! Разве они имели право?
— Ну, значит, имели, — сказал Сашка неохотно. — Раз путь такой… безвозвратный. Они не хотели, чтобы Пантюхин тоже не вернулся. У него семья в Турени…