========== Глава 1.”Хороший день”. ==========
POV Элион.
«Красота в глазах смотрящего», — я в первый раз услышал эти слова, когда был еще ребенком. Они стали для меня неоспоримой истиной, в которую я свято верил. И только сейчас понимаю, как же это было глупо.
Простите, забыл представиться. Меня зовут Элион Купер, и я урод. Звучит бредово, не правда ли? Да и кто вообще в наше время доволен своей внешностью? Но это и в правду так.
А началась сия сказка еще до моего рождения. Жили-были двое до безумия красивых людей: альфа и омега. И вот их родители решили свести их вместе, дабы укрепить семейный бизнес. Мой отец не любил папу, и это было взаимно, но, невзирая ни на что, уже через год после свадьбы родился я. Вот тут-то и началось.
Роды дались папе Вайту очень тяжело, ему тогда только двадцать было. А после врачи констатировали: «Детей вы больше иметь не сможете». Это стало для него ударом, заставившим оледенеть душу платинового блондина. Его серые глаза потускнели и стали безжизненными. Папа тогда ещё надеялся когда-нибудь встретить истинного, уйти от отца и родить любимому малышей. Но, увы, теперь этому не дано было свершиться. Я стал причиной случившегося с ним. Честно говоря, не могу отрицать своей вины. Но, что я мог сделать? Я не виноват, что родился! И все же, Вайту было слишком больно и тяжело, чтобы это признать. Вот так и вышло, что вся его забота обо мне кончилась на грудном вскармливании и смене подгузников.
С отцом, Натаном Купером, ситуация была не лучше. Он ещё в школьные годы был ловеласом и перепортил кучи омег и бет (о чем я узнал из их с папой ссор). Потом его, только оперившегося, женили и запретили гулять, дабы слухи не пошли. Ко мне отец был холоден. Есть и есть, нет и нет. Я был пустым местом, и это было ещё хорошо. Хуже стало, когда мне стукнул год. Натан тогда случайно повстречал своего истинного, влюбился до беспамятства. Он осыпал возлюбленного подарками, цветами и сотней слов любви, что как лапша оседали на ушах омежки. А папочка все терпел, ведь деться ему теперь было некуда. Его якоря — бесплодие и я. А малина отца испортилась, когда его истинный прознал о папе и мне. Омега закатил Натану скандал, сказал, что любовником быть не собирается и плевать ему на всю эту биологию с химией об истинных парах и ушёл, не оставив контактов.
Отец начал пить. Пил он по-черному, в запоях пропадал неделями. Срывался на отце. Медленно, но верно руководство фирмой деда уплывало от него. Благо, тот до этого не дожил.
Вернемся к моей внешности. К году стало ясно, что красоты родителей я не унаследовал. Чем старше я становился, тем больше это было заметно. Первое, что стало очевидно — мои глаза. У меня гетерохромия. Ладно ещё, если бы как у нормальных людей было, так нет: один глаз у меня черный, зрачка не видно, а второй голубой, но вот тут фишка. На голубой радужке есть пятно черного пигмента, из-за которого кажется, что зрачок потёк. К детскому саду я заметно подрос, вытянулся и стал самым высоким среди омег. Несмотря на нормальное питание, был очень худым, были видны скулы. Не «красиво видны», как у некоторых людей. Они делали моё лицо угловатым, как творение художника-кубиста.
Такой вот несуразный я не нравился детям в садике. Они обзывались, всячески издевались и не брали с собой играть. Один раз ребята позвали-таки меня, и я наивно согласился, побежал следом. Мы пришли на заброшенную площадку (одну из площадок для малышей как-то вечером сожгли напившиеся подростки, и ее не успели разобрать, так и оставили). Там была крытая беседка, до пожара похожая на пряничный домик. Когда мы туда пришли, дети из группы сказали, что играть будем в прятки. Моему счастью не было предела: «Меня взяли в игру!». Один бета пошёл «считать», а омежка предложил мне спрятаться именно в той беседке. Темноты я боялся жутко, но от предложения отказываться не стал — вдруг больше не возьмут играть. Покорно спрятался в домике, но уже через минут почувствовал, что по ноге ползет кто-то. Паук. Я решил выбежать и стряхнуть жуткое насекомое, но дверь была закрыта, а из-за неё послышались тонкие голоса, вторящие хором:
— Урод! Урод! Страшила! Чучело! Сиди в этом склепе, тут тебе и место, образина!
Это был первый раз, когда кто-то сказал мне это. Было так больно, сердце рвалось на части, и о пауке я забыл. Просто упал на грязный, истлевший, пропитанный алкоголем и помоями пол и зарыдал. Я колотил руками дверь, молил выпустить. Унижался как мог, а в ответ лишь смех, но через какое-то время и он исчез, и я остался один на один с мраком, смрадом и тишиной, по которой эхом расходились мои стоны и всхлипы.
Освободили меня только через полтора часа воспитатели. Они недосчитались одного ребенка и пошли его искать. Обратили внимание, что кто-то подпер дверцу пряничного домика пнём, который раньше служил для декора, и решили проверить там. На тот момент мой голос сел, я хрипло плакал, потирая лицо грязными руками, делая его еще более мерзким. Меня долго расспрашивали, кто это сделал, а я молчал. Понял, что признание сделает только хуже.
В тот день папа наконец обратил на меня внимание: презрительно фыркнул и отправил мыться.
После того случая я замкнулся, решил ни с кем не разговаривать, чтобы избежать повторного заключения. Тогда я начал читать, этому нас обучали в садике. Я схватывал налету, и пока другие дети кое-как проговаривали слоги, я уже вовсю читал сказки сам себе. Моими любимыми сразу стали «Гадкий утенок » и «Золушка». И я стал грезить тем, что к школе стану прекрасным лебедем, встречу принца, и все будет хорошо, никто больше меня не обидит.
Но я ошибался и очень сильно. В школе ситуация только усугубилась. Из-за какого-то лекарства у меня появилось витилиго. Белые участки на коже, лишенные пигмента. Это не заразно и не смертельно, просто участок кожи светлее всей остальной. Началось это с крошечного пятнышка над голубым глазом, второй такой появился на челюсти под скулой. Их было трудно заметить, но вылечить легче. Вскоре они начали разрастаться. То, что над глазом, прошло вниз на веко и затронуло бровь, остановившись чуть ниже глазницы. А под скулой просто увеличилось. Итог: бровь, где было витилиго, стала белой, та же участь постигла и ресницы.
Вся школа сторонилась меня, боялись заразиться. Даже некоторые учителя. Только биолог знал, что это не заразно, но ему я просто не нравился.
Находясь в этому вакууме социального общения, я стал читать ещё больше. Читать очень много. Книги становились все сложнее для понимания, а сюжеты в них все более замысловатыми. Тогда мне в руки попался «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда. Я вновь прочёл ту фразу: «Красота в глазах смотрящего». Я стал жить ей и надеяться, что найдется тот, кто полюбит меня, страшилу. Тем более, тогда у всех омег и альф начал появляться запах. Гормоны ведь, 14-15 лет. И мой проявился. Слабый, чуть заметный и странный. Даже сравнить не с чем. Альфам он совершенно не нравился.
К старшей школе в моей жизни произошли некоторые изменения. Нет, друзей и альфу я не нашёл. Я стал ещё выше и худее. Мой рост составлял 178 см, тем временем, как у нормальных омег он не превышал 165-170. Из-за этого смотрелся я ещё более угловатым и тощим. Главное, от нас ушёл отец.Он в пьяном угаре избил папу, послал его ко всем чертям, взял вещи и свалил. Я хотел обработать раны Вайта, а тот закричал, что я всему причина и побил меня. В процессе «воспитания» я и узнал все о моей семье, о разрушенных мечтах, бесплодии и изменах. Было тошнотворно и мерзко. Той ночью я не спал, а забился в угол за кроватью и тихо рыдал, чтобы не потревожить блондина и не получить вторую порцию «уроков».
На следующее утро я был мрачнее тучи. Кое-как переставлял ноги и опирался на стены. Когда кто-то из крутых альф решил надо мной поиздеваться, я не выдержал и обругал его в ответ. Ну с кем не бывает, нервы не выдержали, и я выпалил, что думал. Но попробуйте объяснить это подросткам, у которых шалят гормоны, затронута гордыня. Мне устроили темную. Избили похлеще, чем Вайт. Не помню, как домой добрался, но следующую неделю в школу не ходил. Элементарно не мог, все адски болело. Уже подумал о течке, которая так и не наступила к тому времени, но нет. Просто множественные гематомы и ссадины. Папочка всю ту неделю домой тоже не приходил. Пошел искать любовников себе на голову, все равно ж бояться особо нечего.