Подойдя к двери зала и услышав за ней знакомые голоса, я в нерешительности остановилась, не зная, какое выражение лица лучше приличествует такому, без сомнения памятному, появлению на публике. Наконец я выбрала исполненную достоинства полуулыбку и вплыла в зал.
Все сидевшие за столом повскакали с мест. У папеньки в глазах стояли слезы, а Леонардо сиял от удовольствия. Джулия, появившаяся вслед за мной, так и застыла в дверях, хлопнув над головой в ладоши. Зороастр подошел ко мне и приобнял от избытка чувств:
— Вы держали меня в круглых дураках, синьора. Столько лет подряд! Пойдемте же, садитесь.
Он отодвинул для меня стул и усадил по правую руку от сына. Напротив меня оказался Салаи. Он неотрывно таращил на меня хитрые глазенки.
— Тебе очень идет это платье, — заметил Леонардо, тоже оценивая меня, но взглядом художника. — Я напишу в нем твой портрет. Ты красивая женщина.
— Старая женщина, — возразила я.
— Верно, — поддакнул Салаи. — Она старуха! Мужчиной она мне нравилась больше!
— А ты мне нравишься больше вот с этой тряпкой во рту!
Я бросила внуку через стол салфетку. Все засмеялись. Леонардо поднял бокал, и остальные мужчины моей немногочисленной семьи последовали его примеру — даже невозможный внучок!
— Да здравствует La Caterina![48] — провозгласил Леонардо.
Все повторили тост, и мое имя вкупе с веселым звоном бокалов венецианского стекла прозвучало для меня нежнейшей музыкой.
На узкой дороге, ведущей из Милана к западу, в Верчелли, было не разъехаться из-за множества пилигримов. Они тысячами прибывали со всех оконечностей Италии, а некоторые, судя по говору, жили по ту сторону Альп, во Франции. Безотносительно к званию и положению, паломники были облачены в белые хламиды с ожерельями из ракушек, каждый держал в руках крест и чашу для пожертвований. Все они шли пешком, некоторые даже босиком, немощных тащили на носилках или в переносных креслах. Участники этой торжественной процессии шествовали с потупленными взорами, исступленно бормоча молитвы. Среди толпы выделялись группки флагеллантов[49] со спущенными до пояса одеждами, они хлестали себя, обливаясь кровью.
Несколькими днями ранее мы оставили Зороастра на дороге, ведущей из Флоренции на север, и он слал нам оттуда ободряющие известия. Флорентийцы тянулись из города нескончаемой вереницей. Переодетый паломником Зороастр приставал по пути то к одному, то к другому верующему, заводя с ними задушевный разговор.
Да, все они шли узреть священную реликвию — саван, в который завернули Христа, прежде чем положить его в гробницу. Да, они услышали об этом дивном Господнем даре от настоятеля монастыря Сан-Марко. Со своей кафедры он возвестил прихожанам, что сия плащаница вот уже два столетия находится во владении знатнейшего рода Савуа, но на протяжении сорока пяти лет ее не выставляли для публичного обозрения, а теперь благодаря Бьянке Савойской, ныне супруге Максимилиана, императора Священной Римской империи, эту плащаницу за скромную плату сможет увидеть любой желающий. Правда и то, что любимый всеми Савонарола сейчас тоже где-то в толпе паломников, идет в Верчелли поклониться святейшей из христианских ценностей.
Зороастр повернул по дороге вспять, пока не наткнулся на доминиканский эскорт из Сан-Марко, где приметил среди монахов пресловутого карлика, чьи черные космы и темный цвет лица составляли резкий контраст с белой паломнической рясой. Кающийся грешник время от времени взгромождал себе на плечо в качестве епитимьи внушительный деревянный крест и еле брел, прогибаясь под его тяжестью. Зороастр однажды ввечеру проследил за настоятелем, когда обузу с его плеч сняли и положили близ того места, где монахи устроились на ночлег. Наш конспиратор под покровом ночи прокрался к кресту и попытался поднять его — тот оказался легким как перышко, очевидно нарочно сработанным из бальзы![50]
Затем приятель Леонардо одолжил у кого-то коня и помчался во весь опор в Верчелли. В церкви этой крошечной деревушки наша маленькая компания собралась ради последних приготовлений к показу. Как славно было вновь увидеться с Бьянкой, которой я сразу же открылась в новом облике! Ее восхищению моей задумкой с переодеванием в мужчину не было предела, ведь именно благодаря этой хитрости, как справедливо заметила императрица, я была допущена в ряды Платоновской академии и в узкий круг приверженцев герметизма.
— Как же я вам завидую! — призналась она мне вечером накануне прибытия Савонаролы.
Мы сидели у камина на вилле, снятой для нас Бьянкой в Верчелли.
48
В дневниках Леонардо да Винчи действительно упоминается неизвестная, которую он из уважения или в насмешку называет La Caterina.
49
Бичующиеся — братство XIII–XV вв., стремившееся истязаниями тела искупить грехи; странствовали по Италии и Германии.