— А что с ним происходит?
— А ты знаешь, что такое смерть?
— Нет.
— Вот, видишь.
— Ты должен это понять. Попробуй сконцентрироваться. Ты слишком разбросал самого себя. Соберись. Вот, как йоги, уходят в себя, отрешаясь от мира и…
— И медитируют.
— Ничего смешного. Вообще, сама дорога должна будет подсказать тебе, что ты ищешь, иначе ты бы не попал сюда, иначе перелом не начался бы.
— Не понял, я так и буду рулить тут бесконечно?
— Дорога подскажет.
— Ну, хоть на этом спасибо.
— Что мне тебе ещё сказать? Могу только пожелать удачи. Не сломайся.
— Спасибо. Кстати, о дороге. Я, конечно, всё понимаю, но, что мне по ней теперь пешком идти? У меня бензин кончился. На этом нелёгком пути познания бывают заправочные станции?
— Тебе уже залили полный бак.
Максим уставился на Пингвина.
— Когда?
— Ночь открытых дверей. За счёт заведения.
Максим подошёл к дверям, посмотрел на улицу. Машина стояла на том же месте. Он вышел, огляделся кругом. Никого, ничего. Только дорога, машина и этот дом. Он вернулся обратно. Войдя в дом, он увидел лишь голые белые стены. Ни стойки, ни стола, ни Пингвина там уже не было.
— Пингвин.
Максим взглянул на дом, подошёл к машине, открыл дверь, сел, повернул ключ. «Надо же, бензина под завязку». Он прикурил. Мысли путались в голове, словно застилая туманом его рассудок. Ему снова захотелось оказаться где-нибудь, да где угодно, но не здесь. Хотя, с другой стороны, после знакомства с Пингвином, прибавилось любопытство. Да, сконцентрироваться у него совсем не получалось. Он не заметил, как выбросил только что закуренную сигарету в окно.
— Ё-моё. — Он опустил голову на руль и закрыл глаза.
Часть I. Вступительная. Глава 4
Максим открыл глаза и приподнялся на кровати. В комнате горел свет. Моррисон сидел за столом и что-то листал.
— Что, опять не спится? — спросил он.
— Да что-то, не знаю, сумбурные сны какие-то. Вижу, ещё не утро?
— Или, уже не утро. Совсем не утро, вообще не утро…
— Ладно, хватит себя насиловать, пожалуй. — Максим встал, оделся и присел на кровать.
— «Цель оскверняет человека и его поступок: чистота человека заключается в его сердце и совести».
— Что?
Джим продолжал:
— «Слабые говорят: «я должен»; сильные говорят: «должно». Люди, которые стремятся к величию, обыкновенно бывают злыми людьми; это их единственное средство выносить самих себя. Причинять боль тому, кого мы любим, — вот настоящая чертовщина. Высшее насилие над собой и причинение боли себе, есть героизм. Героизм — это образ мыслей человека, который стремится к цели, перед которой он не принимает в расчёт самого себя. Героизм — есть добрая воля к уничтожению «себя».
— А это ты всё к чему?
— Возможно, скоро, узнаешь. Самопереломление не такая уж безболезненная штука. Выпить хочешь?
— Я же за рулем.
— Да ладно, права всё равно отобрали, чего уж теперь.
— Ну, давай.
Моррисон достал бутылку «Бурбона» и два бокала. Наполнил их, один дал Максиму.
— За что выпьем, за поиск?
— Может, за находку уж сразу?
— Да ладно, не пьют за экзамены перед сдачей. Давай, просто, за дорогу?
— Ok!
Они залпом осушили бокалы. Тепло разлилось по организму, Максим моментально ощутил лёгкость в теле и спокойствие в голове. Он посмотрел за окно.
— Ночь, вечная ночь, тьма и тишина. А ведь это же и есть конец света.
— Мы все живём ассоциациями. В наш век бесконечного потока информации отовсюду, сложно самим мыслить, выражать всё своими словами. — Джим ещё налил. — Конец света? Что это?
— Может и конец света у каждого свой, как у каждого — своя жизнь и своя смерть? А всё остальное лишь символы.
— Ну, Макс, что-то ты увлекся?
— Иногда так хочется, чтобы весёлые сказки были живыми, а реальность серой сказкой… фу ты, «слюни» какие-то, что это со мной?
— Давай ещё по одной, и хватит хандрить.
— Что касается ассоциаций, согласен. Большой поток извне. Книги, кино, телевидение, музыка, и это непрерывно. Ты просто не успеваешь придать своей же мысли форму. Гораздо проще выразить ее словами песни, или ситуацией из фильма, или ещё чем-то, что уже есть, чем напрягаться самому. Мы словно запрограммированы.
— Это сугубо индивидуально! Да и сравнительные моменты верны, только для тебя самого. Скорее, анализируя их, проще высказать своё видение, да, под давлением существующих идей, но проще. Вот в чем беда. В простоте. Замкнутый круг. Из круга можно вырваться. Но, для этого нужно понять, чего ты хочешь, и хочешь ли ты чего-то. — Джим на мгновение замолчал, после добавил: — И для чего ты хочешь. Ладно, тебе уже пора давно, тебя ждут, да и ты много кого ждёшь. Только не знаешь ещё. За разгадку бытия!
— Это как?
— Да в том-то и дело, что, никак. Интересно выпить за полную неизвестность! Поехали!
Они выпили. Моррисон встал и направился к выходу.
— Я пойду, прогуляюсь. Соберись, Макс. Мы ещё снимем фильм про дорогу. Чёрно-белый. Назовём его «Ноль»!
Джим захлопнул за собой дверь.
Максим несколько минут стоял, глядя на дверь, за которую вышел Моррисон. После подошёл к столу, налил себе ещё виски, закинул. «Ну, ладно». Он собрался и вышел из квартиры.
Спускаясь по лестнице, Максим приготовился нырнуть в чёрный мрак ночи, а дальше уж решить, куда и как идти. Но, открыв дверь подъезда, он обнаружил, что никакой тьмы нет. Это была не ночь, хотя и не день тоже. Всё вокруг было окутано туманом, или чем-то напоминающим туман. С обеих сторон возвышались стены каких-то домов, вперёд уходила дорога и терялась в пелене, метров через десять уже ничего не было видно. Определённо, раньше здесь этого не было. Максим обернулся и не обнаружил своего дома, позади та же дорога, заключённая между стен. «Куда я попал и как я здесь очутился? Неужели три бокала виски могли дать такой эффект?» Максим двинулся вперёд. С двух сторон мимо него проплывали затемнённые окна домов, дорога не менялась, но была видны лишь на эти самые десять метров вперёд. Через некоторое время он очутился на перекрёстке. Со всех четырёх сторон просматривалась совершенно одинаковая картина: дорога и дома, теряющиеся в тумане. «Попробовать свернуть? Нет, пройду ещё немного». Дойдя до следующего перекрёстка, Максим повернул налево, потом направо, и шёл, шёл, пока впереди не увидел слабо различимый силуэт человека, идущего ему на встречу. Максим остановился.
— Отличный воздух, только влажный немного. — Это был Джим Моррисон. — Как настроение, Макс?
— Даже не знаю, что сказать. А как ты здесь оказался?
— Мы гуляем?
— Мы?
— Ну, да.
Тут Максим увидел у ног Джима собаку. По всей видимости, это была дворняга. Она весело виляла хвостом и кружилась вокруг Джима.
— Не останавливайся, Макс. Дорога подскажет, поверь мне. Не стану тебя задерживать. Ещё увидимся. Счастливо.
Джим Моррисон с псом направились дальше и вскоре скрылись из вида. Максим проводил их взглядом, вспомнив:
— Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Максим на мгновение задумался и вдруг вздрогнул, услышав за спиной:
— Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Максим обернулся. К нему, словно чёрная тень, выплывающая из тумана, медленно направлялся какой-то человек. Он был невысокого роста, хорошо сложён и несколько худощав. На незнакомце была короткий черный легкий плащ, накинутый на чёрный джемпер, чёрные брюки, подпоясанные чёрным ремнем и высокие ботинки. Незнакомец приблизился, что позволило разглядеть его лицо. Ничего особенного в нём не было, но Максиму стало как-то не по себе, он не мог понять почему, и это его смутило. Тёмно-русые волосы, зачёсанные назад, правильные черты лица, тонкие губы с оттенком лёгкой ухмылки, из-под чёрных бровей на него пристально смотрели чёрные глаза.