Один из способов прояснить разницу между этикой и моралью - изучить типичный пограничный случай. Кант создает свою трансцендентальную философию в XVIII веке на границе между монотеистическим христианством и атеистическим индивидуализмом. В связи с ростом немецкой и французской буржуазии он решает само собой разумеющуюся задачу: как человек может заменить Бога в качестве метафизического центра бытия. Кант заимствует ответ у Декарта и утверждает, что человек является хозяином бытия по той простой причине, что он способен мыслить. Но бытие, конечно, может быть пережито только человеком, причина в том, что для его переживания необходимо сознание, а только человек мыслит сознательно. Таким образом, он является хозяином дома, который он населяет в одиночку.
Поскольку этика - это более или менее свободный выбор между различными альтернативами - чем больше свободы существует в контексте, тем больше этики требуется - и поскольку Кант превратил субъект и объект этики в одно и то же, он вынужден свести свою этику к тавтологии. На вопрос, почему правильно поступать, Кант лаконично отвечает, что каждое действие должно совершаться так, как если бы оно было универсально правильным. Другими словами, правильно делать то, что правильно, по той простой и бессмысленной причине, что правильно делать то, что правильно. И это при том, что мы даже не коснулись вопроса о том, что же на самом деле представляет собой это автоматически выполняемое правильное действие. Единственная разумная реакция на тавтологический императив Канта исходит от его преемника Ницше, который понимает, что все понятия, которые философия ценностей способна заранее сформулировать как правильные, должны быть отвергнуты. Вместо этого он переосмысливает философию ценностей как антропологический проект, занятый тем, что человек в любом случае уже делает и почему. На прескриптивную философию ценностей Канта Ницше с одобрением отвечает дескриптивным и интерактивным проектом просвещения. Таким образом, Кант сводится к банальному моралисту, а Ницше выступает как настоящий этик.
Дело в том, что в кантовском пограничье между двумя ценностными парадигмами, как ни странно, у человека нет ни свободы аморального Бога вести себя как ему угодно, ни судьи, которого он мог бы ублажать, чтобы получить свои очки в поисках ожидаемой награды в вечности. Следствием этого является то, что, когда Кант отчаянно пытается построить новую этику поверх старой морали - без какой-либо опоры на аморального Бога, - он сводит феноменологически божественное человеческое существо к этически парализованному роботу. Таким образом, морализм возвращается с полной силой, но на этот раз в виде самореферентной петли обратной связи, где морализм сам стал своим внешним судьей. Понятно, что именно на своеобразную моральную философию Канта последующие этики Гегель и Ницше направляют свою самую резкую критику, когда речь заходит о кантианстве; в их глазах Кант - не кто иной, как наивный нигилист, с ужасом не осознающий только что совершенного им убийства. По этой причине и Гегель, и Ницше противопоставляют своего пантеистического предшественника Спинозу деисту Канту и тем самым открывают путь к утвердительному нигилизму (см. "Глобальная империя"), творческому порождению ценности из Атеоса.
Этика - это намерение, основанное на тождестве ожидаемого результата причины и следствия. Именно ожидаемый эффект действия придает ему этический вес. Немецкий философ Юрген Хабермас считает этику внутренним, интерсубъективным процессом, не предъявляющим никаких требований к внешним, объективным истинам. Различные мыслимые намерения взвешиваются против различных мыслимых причинно-следственных цепочек в своего рода цивилизованном диалоге. Независимо от того, применяем ли мы этику к индивидууму или коллективу, в основе этики лежит отношение. Ницше утверждает, что это отношение является либо активным, либо реактивным. Активная установка стремится к впечатлению, воздействию на существование, подтверждению взаимодействия агента с окружением, чтобы достичь экзистенциального утверждения, осознания своей собственной сущности. Ницше называет эту установку волей к власти. Против воли к власти выступает реактивная установка, воля к подчинению, забвению, производству идентичности через идентификацию с жертвой, а не с героем. Эта реактивная установка порождает горечь по отношению к существованию, она порождает и движет ressentiment, извращенное удовольствие, а не подлинное наслаждение, основанное на нарастающей нарциссической ненависти к себе.