Синтетический агент еще более отчетливо выделяется у преемника Гегеля Мартина Хайдеггера. Он с недоверием относится к буддийской идее просветления как возможного и желаемого сознания за пределами субъекта и утверждает, что субъект находится в своей формирующей иллюзии и расширяется из нее. У Хайдеггера иллюзия является двигателем субъекта - то есть идентична синтетическому Атеосу - и не является проблемой для экзистенциального опыта. Напротив, именно иллюзорное качество придает субъекту его - для Хайдеггера решающее - присутствие. Здесь Хайдеггер стоит значительно ближе к синтетизму, чем к буддизму. Черты характера синтетического агента наиболее ярко проявляются в его отношении к собственной преходящести. Это двигатель культуры: наша смертность и тайна смерти. Смерть характеризуется прежде всего своей анонимностью; субъект растворяется в смерти в доиндивидуальном анонимном измерении. Умереть - значит раствориться во Вселенной, стать частью того, что универсально, что уже внутри субъекта больше, чем конкретный субъект как таковой. То, что умирает в смерти, - это разделение и ничто иное. По мнению Жиля Делеза, инстинкт смерти следует понимать прежде всего как недостаток воображения по отношению к экзистенциальному опыту. Недостаток воображения, который синтетическая культура с радостью восполняет, и где дается точка отправления: Будь своим желанием, будь своей движущей силой, игнорируй все остальное, чтобы жить полной жизнью!
Свободный и открытый Интернет против экологического апокалипсиса
Все есть религия, но все есть и политика. И политика - это религия, а религия - это в значительной степени политика. Без утопий нет видений, а без видений нет коллективной и организованной надежды на лучшую жизнь в обществе, претерпевшем желаемые изменения. В обществе без утопий на общественной арене господствует циничный изоляционизм. По этой причине такое общество - самое опасное из всех. Каждый человек в наибольшей степени заботится о себе и своих близких, но проявляет программную незаинтересованность в том, как обстоят дела у остальных. Такое отсутствие социальной сплоченности рано или поздно приводит к краху общества во всех ключевых сферах. Противоположностью утопии, как известно, является антиутопия. Приближающийся экологический апокалипсис стал великой и доминирующей антиутопией нашего времени. Роковой вопрос, который станет решающим для XXI века, - как предотвратить или хотя бы предотвратить приближение экологического апокалипсиса, чтобы по возможности смягчить или отсрочить его.
Таким образом, мы живем в эпоху, которой не хватает правдоподобной утопии, но которая в то же время окрашена нарративом конца света, столь же мощным, сколь и угрожающим в политическом дискурсе. Экологические проблемы постоянно стоят на повестке дня, как и коллективная совесть, потому что эти вопросы постоянно уступают приоритет политикам, которые вместо этого отдают предпочтение краткосрочным мерам по решению вопросов, связанных с карманами, мерам, которые, возможно, дадут возможность получить хоть какую-то работу, но при этом нанесут ущерб или исключат необходимые улучшения в окружающей среде. Растущая плюрархия в обществе, где все говорят на разные темы и все более яростно сосредотачиваются на псевдопроблемах, вызывает парализующее состояние гиперцинизма (см. "Нетократы"). В то же время именно в хаотические моменты истории такого рода создаются новые метафизические системы - два ярких примера тому - паулинское христианство в рушащейся Римской империи и кантовский индивидуализм в связи с Французской революцией, и нет никаких оснований полагать, что наш век в этом отношении должен быть иным.
Гиперциничное состояние обусловлено именно тем, что господствующая идеологическая парадигма больше не соответствует окружающей ее материальной реальности. Скорее, отсутствие утопизма и обилие антиутопизма - это окончательное доказательство того, что господствующая парадигма достигла конца пути и потеряла все остатки актуальности. Центральная дилемма заключается не в окружающей материальной реальности - даже если она постоянно порождает нескончаемый поток проблем, с которыми нужно справляться, - а в господствующей идеологической засухе. Необходима новая метафизическая история, более актуальная для новой эпохи, чем старая, в которой антиутопия заменяется правдоподобной утопией, включающей в себя предотвращение превращения антиутопии в реальность. На самом деле недостаточно просто нарисовать картину мощной антиутопии и морализировать по поводу всех, кто своими мнениями и поведением делает ее реальностью. Потому что в подсознании человеком в конечном итоге движет стремление к смерти и мазохистское наслаждение от организации собственного вымирания. Согласно этой логике, экоморализм ускоряет и утверждает экологическую антиутопию, а не предотвращает или смягчает ее, во что экоморализм верит и утверждает , что он хочет это сделать. Вместо этого антиутопия должна быть использована как рычаг для достижения открытого и условного ландшафта творчества и интенсивности, направленного в будущее и синтетическую утопию.