Таким образом, Декарт считает себя создавшим первоначальный субъект, с которым он связывает соответствующий объект. Считая это неоспоримой аксиомой, он полагает, что может быстро придумать еще больше и создать еще больше субъектов и объектов. Однако вера - вера по своей природе субъективная, а также произвольная и преходящая - не то же самое, что истина. Истина, по определению, должна быть объективно проверяемой, доказанной экспертизой и действительной на все времена. Мы вынуждены признать, нравится нам это или нет, что в основе представлений о себе и о мире всегда лежит более или менее связная вера и никогда - чистое знание. Мы считаем, что занимаемся наукой, когда субъект наблюдает Вселенную. Мы знаем, что занимаемся религией, когда субъект ощущает, что Вселенная смотрит на него в ответ. Но на самом деле ни внутренних субъектов, ни внешних объектов, которые, как нам кажется, мы воспринимаем и которые мы используем как строительные блоки при построении нашего образа мира - нашей парадигмы, - не существует.
Декартовский субъект - который мы интуитивно воспринимаем как настолько беспроблемный, что он всегда рядом и ждет нас, когда мы проснемся, - сам по себе является умело срежиссированной иллюзией, своего рода хитрым мошенничеством мозга и тела (см. "Машины тела") с целью экономии драгоценных ресурсов и создания иллюзорной, но функциональной модели жизни. Но в научном смысле существуют только поля, частицы, энергии и взаимосвязи. Системы верований, которые мы создаем и используем для того, чтобы вообще ориентироваться в постоянно усложняющейся жизни, - это, если угодно, исторически обусловленные нарративы, чье меметическое выживание в значительно большей степени зависит от актуальности, привлекательности нарратива и социального произвола, чем от какой-либо объективной степени истинности самих догматов, насколько вообще возможно что-то подобное документировать. Человек - это животное, которое постоянно находится в поисках смысла, а в отсутствие результатов создает для себя схемы во всепоглощающем потоке информации, фикции, которые, насколько это возможно, проясняют причинно-следственные связи бытия. А смысл, который нам так или иначе удается произвести, мы мысленно и социально приписываем великому Другому, гаранту и окончательному создателю смысла, что полностью соответствует картезианскому представлению о мышлении и мыслителе, который должен существовать, поскольку существует мысль.
Наше подсознание постоянно движимо идеей, что где-то там, в недоступном измерении за пределами нашей физической вселенной, есть кто-то еще, кто все видит, все знает и понимает смысл всех трудов и боли, через которые мы проходим в своей короткой жизни. Это касается и самых закоренелых атеистов. Даже если сознание атеиста не верит в великого Другого, его подсознание отказывается признать, что этого великого Другого не существует. Даже у самого закоренелого атеиста в повседневной жизни на сознательный уровень постоянно всплывают мелкие мысли и модели поведения, которые напоминают нам, что реальное, подсознательное, находящееся в глубине сознания, никогда не смирится с отсутствием великого Другого. Психоаналитик Жак Лакан называет все эти внезапные, разоблачающие вспышки синтомами. Грех - это просто событие или поведение, которое не согласуется с текущей фантазией индивида о его представлениях о себе и мире. Таким образом, грехопадение - это также событие или поведение, вокруг которого человек вынужден строить новые, измененные представления о себе и мире, когда старые фантазии рушатся. Грехопадение - это самая глубокая правда о себе, которую человек может осознать.