Строительству синтезаторных храмов и монастырей предшествуют эксперименты начала XXI века с временными автономными зонами. Национальное государство разрушается вместе со сменой парадигмы и в результате этого. Поскольку ресурсы для поддержания правопорядка всегда ограничены, нормативная база национального государства не может быть поддержана во время и особенно после революции такого масштаба, о которой мы говорим, когда речь идет об Интернете. Мы должны расставить приоритеты, в значительной степени сделать вид, что во всех отношениях поддерживаем старый закон. Возникшая анархия превращается в плюрархию - демократии в реальном смысле никогда не существовало, - которая состоит из бесконечного числа более мелких, конкурирующих и, прежде всего, хаотично пересекающихся центров власти. Ответом на плюрархию, который также является ее неотъемлемой возможностью и перспективой, является создание временных автономных зон. Они включают в себя все: от экопоселений, разрабатывающих модели устойчивого образа жизни, которые впоследствии могут быть скопированы и распространены, до фестивалей, основанных на участии, где внимание максимизируется за счет щедрого распределения ресурсов, а капитализм запрещен в рамках мероприятия с целью деинструментализации и оживления отношений между человеческими существами. Следовательно, миссия синтетистов заключается в том, чтобы строить храмы как манифестации искусства, основанные на участии, и монастыри как революционные ячейки посреди первоначального и наиболее суматошного хаоса глобальной империи.
Поскольку синтетизм - это религия эпохи Интернета, синтетические храмы и монастыри бывают как физическими, так и виртуальными. В своем качестве потенциального проявления Синтеоса Интернет является прекрасной средой для духовной работы. Когда временные эксперименты превратятся в постоянные автономные зоны, они возникнут как готовые храмы и монастыри. По отношению к отчужденному, хаотичному окружающему миру эти оазисы аутентичной жизни и устойчивости будут сиять силой притяжения. Но они также потребуют от новых членов честного дистанцирования от краткосрочных и заманчивых поверхностных выгод капитализма; дистанцирования от буржуазного индивидуализма и его зацикленности на эксплуатации в пользу нетократического индивидуализма и его стремления к наживе. Эта духовная работа должна осуществляться без малейшего инструментария в человеческих отношениях, без малейших скрытых мотивов индивидуальной выгоды для какого-либо отдельного синтетического агента. В отличие от индивида, индивид не является центром бытия, а подчинен сети как фундаментальной метафизической идее. Посвящение в синтетическую общину - залог практического исполнения теологического анархизма, без лишних слов и оговорок. Это посвящение подтверждается перед общиной как истина, как акт, например, в синтетическом акте крещения: бесконечное сейчас.
Священными местами Syntheism могут быть как танцплощадки в субботу вечером, так и тихие комнаты для созерцания в воскресенье после обеда. Периоды безудержных карнавальных празднеств можно с пользой чередовать с периодами медитации, йоги, поста или просто тишины и сосредоточенности. Четыре четверти синтетического календаря - Атея, три месяца после Атеоса (зимнее солнцестояние), Энтея после Энтеоса (весеннее равноденствие), Пантея, три месяца после Пантеоса (летнее солнцестояние) и Синтея после Синтеоса (осеннее равноденствие) - открывают возможности для празднования множества различных фестивалей и памятных дней, сопровождаемых особыми ритуалами и церемониями. Но вопрос в том, откуда черпать вдохновение и руководство для разработки этих ритуалов и церемоний. Традиционно эту роль, конечно же, выполняли философия и теология. Но на заре эпохи Интернета эти дисциплины переживают глубокий кризис. По сути, им даже не удалось предсказать наступление эпохи Интернета, нетократии или синтетизма, и теперь, когда это уже установленные факты, и философия, и теология испытывают трудности с формулированием соответствующих вопросов, не говоря уже о достоверных ответах. Эти дисциплины беспомощно застряли в прошлом, зациклившись на все более неактуальных социальных антагонизмах, не в состоянии увидеть и осмыслить утопический потенциал будущего.
Философия не оправдала своего огромного потенциала в XX веке. Важнейшей причиной этого является ее академическая маргинализация. Философия перестает быть живой, всеохватывающей формой искусства, которой занимаются независимые, рискующие свободные мыслители, внимательно изучающие общество с его неопределенных окраин. Вместо этого она превращается в самодостаточную и самореферентную академическую деятельность и талон на питание, подтверждающий систему, среди множества других, с длинными и утяжеленными сносками повторениями и ретроспективными ссылками в качестве основной деятельности. Таким образом, философия больше не вступает в диалог ни с другими дисциплинами, ни с обществом за пределами академических кругов. Ни новая математика Георга Кантора, ни новая физика Нильса Бора не оказывают никакого влияния, достойного упоминания, в рамках философии до тех пор, пока на рубеже тысячелетий информационизм не становится общепризнанным, несмотря на то, что эти две революции существенно потрясли мировоззрение мыслящих людей в XX веке и сместили основные положения как онтологии, так и феноменологии. Новые реляционистские идеи, конечно, вырывают ковер из-под ног корреляционистской парадигмы, которая считалась аксиоматичной и неоспоримой с тех пор, как Кант представил свои тексты. Но, как ни странно, философы оказываются последними, кто понимает и анализирует эту сокрушительную смену парадигмы.