Рэй Брэдбери
Синяя Бутылка
Ray Bradbury
The Blue Bottle
Столбики солнечных часов лежали, поваленные, на белой гальке. Птицы, парившие когда-то в воздухе, теперь летели в древних небесах песка и камней, их песни смолкли. По дну умерших морей широкими реками струилась пыль, и, когда ветер приказывал ей вновь воссоздать древнюю трагедию потопа, она вытекала из чаши моря и затопляла землю. Города, как мозаикой, были выложены молчанием, временем остановленным и сохранённым, резервуарами и фонтанами памяти тишины.
Марс был мёртв.
Вдруг в бесконечном безмолвии, где-то очень далеко, возникло жужжание насекомого; сперва еле слышное, оно стало расти среди светло-коричневых холмов, заполнило пронизанный солнцем воздух, и наконец широкая бетонированная дорога завибрировала, и в дряхлых городах, шепча, посыпалась пыль.
Жужжание оборвалось.
В мерцании и тишине полудня Альберт Бек и Леонард Крэйг смотрели из старого автомобиля-вездехода на мёртвый город, неподвижный под их взглядом, но ждавший их крика:
— Привет!
Стеклянная башня дрогнула и пролилась бесшумным потоком пыли.
— Отзовитесь!
И рухнула другая.
Здания разваливались одно за другим, послушные зовущему их к смерти голосу Бека. Высеченные из камня звери с огромными крыльями дружно срывались с высоты, падали вниз и вдребезги разбивали плиты дворов и фонтаны. Откликаясь на зов Бека, они стонали, переворачивались, с треском вставали на дыбы, а потом, словно приняв решение, бросались вниз, рассекая воздух, с пустыми глазами и застывшими гримасами ртов, и вдруг их острые, вечно голодные зубы шрапнелью рассыпались по каменным плитам.
Бек ждал. Башни больше не рушились.
— Теперь идти не опасно.
Даже не шевельнувшись, Крэйг спросил:
— Всё за тем же? Бек кивнул.
— За этой проклятой Бутылкой! — воскликнул Крэйг. — Не понимаю. Почему все за ней гоняются?
Бек вылез из машины.
— Кому удавалось её найти, — ответил он, — те потом не рассказывали, не объясняли. Но — она очень древняя. Как пустыня, как умерите моря — и в ней может оказаться всё. Так рассказывает легенда. А уж раз может оказаться всё… ты готов на всё, только бы её найти.
— Ты, но не я, — сказал Крэйг. Губы его оставались почти неподвижными, в щёлочках полузакрытых глаз поблёскивала чуть заметно искорка смеха. Он лениво потянулся. — Я просто решил проехаться. Лучше сидеть с тобой в машине, чем изнывать от жары.
На вездеход старой-престарой конструкции Бек наткнулся месяцем раньше, ещё до того, как к нему присоединился Крэйг. Машина была частью мусора, оставшегося на планете после Первого Индустриального Вторжения, которое кончилось, когда люди двинулись дальше, к звёздам. Бек привёл в порядок двигатель и стал разъезжать по мёртвым городам, по землям лентяев и бродяг, мечтателей и бездельников — всех тех, кто застрял на задворках космоса, кого, как его или Крэйга, никакая работа никогда особенно не прельщала и для кого Марс поэтому оказался самым лучшим местом во Вселенной.
— Синюю Бутылку марсиане сделали пять, может, и десять тысяч лет назад, — сказал Бек. — Она из их собственного, марсианского, стекла — и её все теряют и находят, теряют и находят.
Бек не отрывал взгляда от мерцающего знойного марева над развалинами. «Всю жизнь, — думал он, — я ничего не делал и не сделал ни вот столечко. Другие, лучшие, чем я, свершали в это время многое: улетали на Меркурий, Венеру, а то и вообще из Солнечной системы. Но не я. Однако Синяя Бутылка может всё изменить».
Он повернулся и пошёл прочь от вездехода. Крэйг тоже вылез и, быстро догнав Бека, пошёл рядом.
— Сколько ты охотишься за ней, лет десять? — спросил он. — Ты дёргаешься во сне, тебя подбрасывает, а днём ты всё время потеешь. Тебе так хочется разыскать эту чёртову Бутылку, а ведь ты даже не знаешь, что в ней. Ты ненормальный. Бек.
— Заткнись, — огрызнулся Бек, ударом ноги отбрасывая с дороги камешки.
Они вошли в руины и зашагали по трещинам, прорезавшим каменные плиты хрупкими очертаниями марсианских зверей, и эти давно вымершие создания появлялись и исчезали от самых лёгких вздохов ветерка, передвигавшего безмолвную пыль.
— Подожди, — сказал Бек.
Он сложил ладони рупором и закричал во весь голос:
— Отзовитесь!
— …витесь! — отозвалось эхо, и снова рухнули башни. Исчезли колонны и фонтаны. Таковы были эти города. Иногда стоило сказать слово, и падала башня, прекрасная, как симфония. Смотришь, и будто кантата Баха рассыпается у тебя на глазах.