К концу месяца через листву свесились вниз странные кожистые соцветия. Через два дня они отцвели, и остались висеть белесые длинные колбаски с дырочками на концах.
К этому времени весь участок был обнесен высоким плотным забором, так как стало приезжать много любопытных. Деревья росли слишком быстро, и это удивляло соседних фермеров.
Это случилось на тридцать шестой день. Кончились удобрения, и отец с Исааком поехали в город, чтобы пополнить запас. Марк остался поливать деревья и сторожить плантацию от любопытных. Одному ему было тяжело управляться, и поливка шла медленнее обычного. Внезапно он услышал громкое, очень громкое мычание с дальнего конца участка. Сначала ревела одна корова, потом заревела вторая, и пошло, и пошло — как будто на плантацию ворвалось стадо. Марк схватился за жердь и бросился туда, откуда раздавался рев. Теперь мычание слышалось над самой головой. Он оперся рукой о ствол дерева. Ствол вибрировал, как будто мычало дерево.
Это было непонятно и страшно. Однако Марк нашел в себе силы принести садовую лестницу, приставить ее к деревцу и пролезть через листву к вершине.
Великий боже! Они давно не заглядывали на «главную почку», как они ее называли. Все ожидали плодов. А почка выросла в подобие коровы. Огромной, жирной, мясистой коровы без задних ног. Ее нижняя часть переходила прямо в ствол дерева. Из брюха коровы, если можно так назвать это животное или дерево, свешивались два вымени с десятью сосками. Передние ноги не имели копыт и вообще выглядели как массивные короткие культи. Но голова, голова была настоящая, коровья. Она оглушительно мычала, был виден даже язык, а в глазах, близоруких и каких-то незрячих, было страдание.
Марк кубарем скатился вниз. «Чего они мычат? — с тоской подумал он. — Чего они вдруг замычали?» Необычайная ситуация совершенно выбила его из колеи. «Может, они хотят жрать? Но кругом листва. Пить? Господи, конечно, пить!» — Он побежал за ведром, совершенно забыв, что поливка у них механизирована и что можно подогнать трактор с цистерной.
Он набрал из колонки воды и лихорадочно бросился к тому же дереву. Вылил воду. Постоял и снова полез по лестнице к вершине. Корова молчала.
Тогда он вспомнил о тракторе.
Никогда он не выполнял привычную работу с такой панической скоростью. Когда замолчало последнее дерево, он был близок к обмороку. Остановив трактор, совершенно обессилевший Марк добрался до дивана под навесом и выкурил подряд три сигареты. Вкуса двух первых он не заметил.
Потом он вошел в дом и взял двустволку. Ни сидеть дома, ни идти в сад он не мог. Парень впервые почувствовал ужас одиночества.
К вечеру приехали старик с братом, и стало не так страшно. Вот как они узнали одну из тайн будущего.
Довольно быстро Фицджеральды привыкли к новому положению вещей.
Джону даже нравилось залезать по лестнице и гладить теплое коровье брюхо. Всю жизнь он мечтал о молочной ферме, заявил старик. А что может быть лучше таких смирных животных. «Они не лезут на соседний участок, — как-то в другой раз сказал он. — И не жуют только что стиранных рубашек».
Исаак сгонял в город, взял напрокат элетродоилку, бидоны и договорился с одной фирмой о продаже молока. Теперь каждое утро приезжал молоковоз и забирал молоко. Шофер просил показать коров: молоко имело жирность двадцать три процента. Но от него отмахнулись…
За молоко платили вдвое, и Фицджеральды не хотели терять заработка.
Тем более что они уже выплатили большую часть долгов.
Несчастье выслало своего первого гонца в виде жалкого журналиста жалкой местной сельскохозяйственной газеты. Этот тип приехал на «фордике» довоенного образца, и, казалось, даже от машины несло устойчивым запахом винного перегара.
Тип хотел во что бы то ни стало сфотографировать коров и написать статью. Он вообще был готов на все за сто монет.
Старик приказал сыновьям выкинуть его.
На следующий день приехали пятеро. Трое лезли через забор, но Исаак распугал их выстрелами. Тогда тот хорек, что приехал первым, придумал хитрость.
Через два дня он заявился на грузовике с поднимающейся платформой. Исаак видел такие в городе: с них чинят троллейбусные линии. Тип забрался на площадку, и шофер поднял его на высоту пятнадцати метров. Стрелять в него было нельзя: он не лез на чужую землю, но сделал столько снимков, сколько хотел. В бессильной злобе смотрели Фицджеральды, как он устанавливает на фотоаппарате различные выдержки. Вот тогда все и началось.
На снимки, которые облетели всю страну, первыми отреагировали старухи из «Общества защиты животных» и разных религиозных объединений. Размахивая газетами и какими-то бумажками, они пытались ворваться на плантацию.
Фермеры еле отбились от полоумных фурий — стрелять по старухам было опасно.
Затем пожаловал преподобный Айк Хоггарти со своими кисло-сладкими речами. Компания устроилась под навесом. Выпили по стакану виски с содовой (подавать пастырю виски без содовой было неприлично) и выпроводили преподобного восвояси.
После этого на ферму зачастил почтальон. Он приносил вороха писем с угрозами и увещеваниями. В письмах требовали, чтобы они вспомнили о боге и забыли о дарвинизме, о котором Фицджеральды никогда в жизни не слышали. На десятый день у самого их дома на холме запылал крест.
Это был конец.
Они появились как всегда ночью. На два предупредительных выстрела из дробовика ответило несколько десятков револьверных выстрелов и дикий вой сотен глоток.
Над забором показались белые балахоны куклуксклановцев, и вскоре модные штиблеты топтали плантацию. Свет автомобильных фар осветил участок.
Фицджеральды были уже связаны и лежали под навесом. У Исаака шла кровь: ему пробили голову, когда отнимали двустволку.
Внезапно суматоха несколько стихла. Белые колпаки смотрели черными прорезями в одну сторону. Там, в свете фар, появились новые члены клана в более темных шелковых балахонах.
— Это — Великий Дракон штата, — хриплым шепотом сообщил старик.
Великий Дракон вместе со свитой вышли на более освещенное место.
— Братья! — вдруг закричал он зычным голосом, и Фицджеральды узнали голос шерифа. — Братья, уничтожим это гнездо коммунистов-дарвинистов, которые хотят превратить всех добрых американцев в «красных»! Во имя бога и Америки срубим эти дьявольские деревья! Рубите, братья! — Крик перерос в истошный вопль.
Как по команде, в руках братьев заблестели топоры. Рев ночных гостей смешался с ревом коров.
Началась порубка.
После первых же ударов топоров на стволах деревьев показалась кровь. Сначала никто не понял, что это такое. Но потом фары выхватили из темноты кровоточащие темно-красные раны, и толпа совершенно обезумела.
Стволы рубили возможно выше, там, где кровь лилась струей. В предсмертной агонии ревели несчастные животные, в углу участка, политые бензином, горели уже срубленные, но еще недобитые существа. Оттуда несся такой рев, что по спине бегали мурашки.
Через два часа все было кончено. Залитые кровью куклуксклановцы исчезли со двора. Сквозь густой бензиновый дым был виден только огонь.
— Исаак! — сказал старик. — Мне показалось, что среди них был этот Бенжамен!
— Мне тоже, отец! — ответил сын.
Марк тихо застонал, ему здорово досталось.
— Но он не рубил, Исаак, — продолжал Джон.
— Он командовал, отец… Дай-ка я развяжу тебе руки, я перетер веревку о плуг.
Утром, когда старик с сыновьями ждали подхода чикагского 8.40, мимо них по перрону прошла группа хорошо одетых людей. Они вполголоса о чем-то говорили. Вокзальный полисмен притронулся к фуражке двумя пальцами и фамильярно-почтительно что-то сказал одному из них. Джентльмены рассмеялись и ответили.