Мэгги Стивотер
Синяя лилия, лилия Блу
© Сергеева В.С., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Лоре, белому рыцарю
Я ищу то лицо,
Что носил до сотворения мира.
Будем благодарны за то, что зеркала отражают только нашу внешность.
Пролог
Персефона стояла на голой вершине горы. Кремовое платье с оборками трепалось вокруг ног, масса светлых кудрявых волос развевалась за спиной. Она была полупрозрачной, нематериальной – нечто загнанное ветром меж камней и случайно зацепившееся за один из них. Здесь, наверху, где деревья не служили ему преградой, ветер дул яростно. Лежавший внизу мир был ослепительно осенним.
Рядом с Персефоной, сунув руки в карманы запачканных машинным маслом брюк, стоял Адам Пэрриш. Вид у него был усталый, но глаза смотрели ясно – яснее, чем во время последней встречи. Поскольку Персефону интересовали только самые важные вещи, она уже давно не задумывалась о том, сколько ей лет, но, глядя на Адама, вдруг сообразила, что он довольно… новый. Беззащитное выражение лица, юношески сутулые плечи, бешеный разлив энергии внутри…
«Сегодня подходящий день», – подумала она. Было прохладно и пасмурно, не мешали ни солнце, ни фазы луны, ни шум с ближайшей стройки.
– Это дорога мертвых, – сказала Персефона, приводя свое тело в соответствие с незримой линией.
Она тут же почувствовала, как что-то внутри ее одобрительно загудело – это ощущение очень походило на удовольствие, которое испытываешь, расставив по порядку книги на полке.
– Силовая линия, – уточнил Адам.
Она спокойно кивнула.
– Найди ее сам.
Он немедленно ступил на линию и устремил взгляд вдоль нее столь же естественным образом, как цветок поворачивается к солнцу. Персефоне понадобилось гораздо больше времени, чтобы отточить этот навык, но, впрочем, в отличие от своего юного ученика, она не заключала сделок с волшебными лесами. Она вообще не особо любила сделки. В целом командная работа не была ее сильной стороной.
– Что ты видишь? – спросила Персефона.
Веки у него затрепетали, пыльные ресницы коснулись щек. Будучи Персефоной (к тому же в подходящий день), она увидела то же, что и он. Это не было что-то связанное с силовой линией. Персефона увидела кучу разбитых безделушек на полу очаровательного особняка. Официальное письмо, напечатанное на бланке с печатью. Друга, который корчился в конвульсиях у ног Адама.
– Выйди за пределы себя, – негромко напомнила Персефона.
Она сама видела столько событий и возможностей на дороге мертвых, что ее ничего особенно не удивляло. Как экстрасенс Персефона была сильнее в присутствии двух своих подруг, Моры и Каллы. Калла помогала разобраться в полученных впечатлениях, а Мора – поместить их в контекст.
Адам, очевидно, обладал потенциалом по этой части, хотя и был слишком молод, чтобы заменить Мору, – нет, не надо так думать, сказала себе Персефона, друга нельзя заменить. Она попыталась подобрать подходящее слово. Не «заменить».
«Спасти». Да, конечно, вот как мы поступаем с друзьями. Но нуждалась ли Мора в спасении?
Будь она здесь, на этой горе, Персефона, возможно, нашла бы ответ. Но будь Мора здесь, на этой горе, Персефоне не понадобилось бы его искать.
Она вздохнула.
В последнее время она часто вздыхала.
– Я вижу разное. – Брови Адама выражали то ли сосредоточенность, то ли неуверенность. – И не одно. Похоже… на животных в Амбарах. Я вижу, как они… спят.
– Грезят, – поправила Персефона.
Как только он привлек ее внимание к спящим, они вышли на первый план в ее сознании.
– Трое, – добавила она.
– Что?
– В частности, трое, – пробормотала Персефона. – Которых надо разбудить. Ой, нет. Нет. Двое. Одного будить не следует.
Персефона зачастую затруднялась с определениями «правильного» и «неправильного». Но в данном случае будить третьего спящего уж точно было НЕПРАВИЛЬНО.
Несколько минут она и мальчик – его звали Адам, напомнила себе Персефона (было очень трудно считать данные при рождении имена чем-то важным) – так вот, они оба стояли там, чувствуя ногами течение силовой линии. Персефона осторожно и безуспешно пыталась нащупать яркую нить Моры среди спутанных прядей энергии.
Адам, стоя рядом с ней, вновь ушел в себя – как всегда, его главным образом интересовало то, что оставалось для него непознанным. Собственная душа.