«Чернила не нашли», значит, они все же были? А револьвер неожиданно появился? А до этого его не было? Лично к гр. Печуро пытки применялись или нет? Ее избивали или ограничились отлучением от тюремного ларька?
Гр-ка Печуро:
«Следствие длилось еще полгода, обвинительное заключение было подписано 4 января 1952 года. Ребят судила Военная коллегия Верховного суда СССР в помещении Лефортовской тюрьмы. 13 февраля был оглашен приговор: Борис Слуцкий, Владилен Фурман и Евгений Гуревич были приговорены к смертной казни и расстреляны 26 марта 1952-го. 10 человек были приговорены к 25 годам лагерей, а трое, которые не имели никакого отношения к группе, — к 10 годам».
Поскольку гр-ка Печуро — член общества «Мемориал», значит для нее не представляет труда затребовать свое дело и проинформировать читателей и граждан страны о судилище, которое устроили сталинисты над «мальчиками и девочками», изучавшими поэзию. Признали они свою вину в судебном процессе или нет?
Гр-ка Печуро:
«Реабилитировали нас в июле 1989-го но надо сказать, что я считаю эту реабилитацию унизительной, так как тем самым государство признает нас невиновными перед ним. Получается, что мы ничего не делали и сидели ни за что; между тем именно осознание того, что мы сидим за дело, давало силы выжить. Власть должна не прощать нас, а просить у нас прощения!».
Странное заявление! Почему гр-ка Печуро отказывается сообщить читателям, за что именно государство должно просить у нее прощения?
Возможно, и должно! Но надо указать, за какие грехи!
Не рассчитывая получить ответ из «Новой газеты», автор провел самостоятельное расследование сведений, указанных в статье и интервью, которое дала Печуро С. С.
Посмотрим, что за «донос» написал подполковник Рюмин Сталину, о котором сообщает Сусанна Соломоновна.
Из заявления ст. следователя МГБ СССР М. Д. Рюмина И. В. Сталину (2 июля 1951 г.):
«…Во время „допроса“, вернее беседы с Этингером, тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний. Примерно 28–29 января 1951 г. меня вызвал начальник следственной части и, сославшись на указания тов. Абакумова, предложил прекратить работу с Этингером. В следственной части… систематически и грубо нарушается постановление ЦК ВКП(б) о работе органов МГБ в отношении фиксирования вызовов на допрос…».
Докладную записку Рюмина вряд ли можно назвать доносом. Как же среагировало руководство страны на заявление Рюмина?
4 июля 1951 г. принимается постановление Политбюро о проверке заявления М. Д. Рюмина, создается комиссия в составе: Маленков, Берия, Шкирятов, Игнатьев.
11 июля по результатам проведенной проверки состояния дел в МГБ СССР принимается постановление ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в МГБ СССР», в котором, помимо прочего, говорится: «…в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении т. Рюмина».
«Абакумов, пренебрегая предостережениями врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего… Этингер умер в тюрьме…»
На документе помета Сталина — «Он не „поместил“, а убил!».
«В январе 1951 г. в Москве были арестованы участники еврейской антисоветской молодежной организации. При допросе некоторые из арестованных признались в том, что имели террористические замыслы… Однако в протоколах допроса, представленных в ЦК, были исключены, по указанию Абакумова, признания арестованных… Допрошенные комиссией Политбюро… начальник следственной части Леонов и его заместитель Лихачев, а также заместитель министра ГБ т. Огольцов подтвердили, что показания арестованных об их террористических намерениях действительно не были включены в протоколы допроса. Указанные товарищи пытались объяснить преступную фальсификацию протоколов намерением провести дополнительную проверку. Но, несмотря на то, что прошло достаточно времени, — никаких дополнительных сообщений из МГБ послано не было…».
Из протокола допроса Шварцмана Л. Л. (зам. нач. следственной части МГБ):
«Шварцман. Не мог Абакумов не видеть и того, как я при корректировке протоколов допроса арестованных из числа лиц еврейской национальности сглаживал острые углы и всячески старался смягчить их показания. У меня еще ранее складывалось впечатление, что Абакумов почему-то благоволит к лицам еврейской национальности, но после этого случая я окончательно убедился, что он не хочет разоблачать преступников из числа евреев. Наконец, о симпатиях Абакумова к еврейским националистам свидетельствует еще одно немаловажное обстоятельство.