Хелен отбрасывает слои одеял. Сует ноги в клетчатые тапочки. По пути вниз половицы скрипят, точно их разбудили. Она зажигает свет в прихожей. Ощупью идет через темную гостиную к французскому окну.
Хоть гроза и прекратилась, дождь никак не угомонится.
Аквариума совсем не видно. Стекло французского окна черно, пятна света на нем как серебристые глаза. Когда звук усиливающегося ливня поднимается на октаву, Хелен делает глубокий вдох. Возится с замком. Выходит на мощеную площадку, и под ночную рубашку забирается холод. Ледяные капли разбиваются о голову. Она делает несколько шагов к аквариуму и уже может разглядеть, что он начал наполняться. Коробка на месте, мягкая, размокшая, но зверька как будто и след простыл. Хелен полагает, что он где-то в кустах, в сухом укрытии, хихикает, прикрыв морду лапкой.
На всякий случай она наклоняется. Хватается за стеклянные стенки. Переворачивает аквариум на бок. Поток холоднющей склизкой жижи целиком накрывает ее тапки.
– Черт! – вскрикивает она, отскакивая назад к дому.
Благополучно спрятавшись внутри, она запирает окно – но когда тянется к занавеске, чтобы ее задернуть, левый тапок наступает на что-то мягкое.
Хелен замирает. Как же это он умудрился?..
И тут до нее доходит.
– Да ну черт подери!!!
Пытаясь куда-то шагнуть существенно удлинившейся ногой, она наступает и на вторую ловушку.
В пылу гнева она неуклюже ковыляет по кухне, похожая на рехнувшегося клоуна. Ощупав тостер, находит чековую книжку, скручивает ее в трубочку и принимается по очереди околачивать тапки в попытках выбраться из своего бедственного положения.
Воскресенье
10
Когда Хелен просыпается на следующий день, уже почти двенадцать. Пытаясь нащупать ногами тапки у кровати, она вспоминает ночную битву при участии чековой книжки.
Спускаясь вниз босиком, замечает, как истончен ковер.
Она включает радио, потом заходит на кухню, где ее взору предстают клетчатые тапки, намертво спаянные каждый со своей клеевой ловушкой. А также дорожка из грязи с обрывками жухлых листьев и обломками тонких веточек.
Спокойно принимая чувство неловкости, Хелен набирает воды в чайник, а затем заглядывает в нижнюю уборную за туалетной бумагой. Помещение крошечное, и в нем всегда влажно, но иногда стоит им воспользоваться, чтобы не тащиться лишний раз наверх.
Протерев кухонный пол, она переходит в гостиную. Ковер в том месте, где она ступила на него со двора, выглядит плачевно. Тут не только листья, но и комья буро-зеленой субстанции. Хелен возвращается на кухню, чтобы принести тряпку, намоченную в горячей воде. Отчищая ковер на четвереньках, она улавливает какое-то движение по ту сторону окна.
Это мышь – уселась сверху на потрепанную коробку, которая вывалилась из аквариума, когда Хелен его перевернула. Вид зверек имеет несомненно внушительный для столь малого существа. Сидит на задних лапках, а передние сложил под мордочкой, словно средневековый молельщик.
«Так мал, что презирать его не грех, – вспоминается ей из школьной программы. – Отброшен с глаз долой без страха перед Богом»[1]. Хелен жестикулирует, обращаясь к зверушке через стекло:
– Вон там отличные кустики. Можно спрятаться от ветра. Ну же, брысь!
Звук собственного голоса заставляет ее вздрогнуть, как будто это кто-то другой заговорил.
Мышь поворачивает голову не в том направлении.
– Не там, дурачок! Вон там! Где зеленое, с листочками.
Мышь снова смотрит на окно, и Хелен приходит в голову, что, возможно, она принимает свое отражение за другую, похожую на себя мышь. Хелен придвигается к стеклу, так близко, что оно затуманивается от дыхания.
– Я же тебе все устроила, беги не хочу, не понимаю, почему ты так себя ведешь. Утекай, пока можешь.
По ту сторону окна мышь открывает и закрывает рот, словно подражая ей. Хелен это напоминает карпа из пруда.
Когда она встает на ноги, мышь ныряет через входное отверстие в свою коробку.
– Значит, меня заметили, – произносит вслух Хелен, быстро направляясь в прихожую. В пакете осталась еще одна ловушка. Можно на этот раз поставить ее возле мышиной коробки. А сверху, например, положить что-нибудь. Зернышко? Хрустяшку? Чуть-чуть маргарина? Она понятия не имеет, что любят мыши.
Затем ее посещает мысль: почему бы не переобуться и просто не отнести коробку в кусты?
Дэвид посоветовал бы ей именно так и сделать.
Она представляет его здесь, в доме, в футболке и длинных шортах. Он стоит, облокотившись на кухонный стол. Изучает предметы, заполнившие жизнь матери в его отсутствие. Хелен прекращает чем-либо заниматься. Пусть память сама перетасует колоду. Теперь они на кухне их старого дома в Австралии. Последняя неделя школы. В этой картине нет звука, но Хелен и так знает, что они говорят о выпускных экзаменах. Дэвид поправляет очки, и она обещает в субботу отвезти его после работы к мастеру в Вестфилд, чтобы подтянуть оправу. Он не хочет ехать. Говорит, это его единственная физкультура. Они смеются. Он выбирает яблоко из вазы и протирает его о шорты. Через пару месяцев он уже будет в университете, а ее будут поддерживать такие вот воспоминания. Ей будет хотеться звонить каждый день, но она будет понимать, что не стоит, – он должен научиться жить без нее.