Шурин махнул рукой и отпорол монограмму. Таким образом, выяснилось, из-за чего он старался. Дело в том, что недавно он купил на рынке демисезонное пальто, на подкладке которого была вышита монограмма «А. М.». Тогда шурин решил изменить имя и фамилию, чтоб никто не мог заподозрить, что это пальто краденое.
Мы посоветовалп ему назваться Антони Муха, но он ответил, что это ему не подходит, потому что он занимает общую квартиру с неким Пауком. Мальчики во дворе будут кричать: «Пане Муха, вас ищет Паук». Лично я считаю, что власти правы. Нельзя позволять кому попало по собственной прихоти присваивать чужую фамилию.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
В связи с этим
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀ ⠀
Набег диких
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пригласил меня к себе новый редактор «Шпилек», сверкнул угрюмо глазом и, грызя чубук народной английской трубки, сказал:
— У меня есть тема, которая вам, пожалуй, подойдет. Вот суть. В контору кооператива «Аптекарь» вселились, воспользовавшись ошибочно выданным ордером, так называемые «дикие» квартиросъемщики. Выехать отказались. Отсюда гротесковая ситуация. В одном и том же помещении функционирует контора и живут люди. Возникает масса конфликтов. Понятно?
— Понятно.
— Так как подобные случаи очень часто имеют место, пора это заклеймить.
— Заклеймлю, — с готовностью ответил я.
— Подробности на этой страничке. От себя ничего не добавляйте, нужно только разработать факты.
— Разработаю.
— Тогда все.
«Все» означало, что разговор следует считать оконченным. Редактор принялся за свою трубку, а я побежал домой. И сразу же с энтузиазмом приступил к работе. Через две недели был готов фельетон под заголовком
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
«…Когда внесли зеркальный трельяж, так даже радостно стало. Машинистка сразу принялась перед ним пудриться, а начальник стал выдавливать угри. Когда внесли кровать, то мы немного удивились, но подумали — может быть, ошибка, вместо конторки нам это прислали из снабжения.
И только когда втащили люльку с ребенком и кота, мы сообразили, что к нам в контору въехали дикие квартиранты.
Начальник за телефон, я за кровать, завскладом за люльку! Но поздно, диких вместе с родственниками и грузчиками привалила целая дюжина. Мы выносим из комнаты кровать с люлькой, а дикие волокут в комнату комод. Шум, крик, толкотня. Кота в дверях прищемили, ребенок угодил завскладу в лоб щипцами для орехов. Содом и гоморра, но комод втащили.
Как только проход в двери высвободился, все, то есть мы и дикие, начали сразу выносить вещи. Только они выносили пишущие машинки и письменные столы, а мы кровать, люльку, трельяж и кота. Снова образовалось так называемое узкое место, сквозь которое никто не смог пролезть, ни туда, ни обратно.
А начальник все у телефона и вызывает подкрепление. Прибежали наконец наши отделы: кадров и финансовый. Но дикие окопались в правом углу за мебелью и швыряют в нас цветочками. Когда начальник схлопотал по темени фикусом в кадке, а у пани Ядзи из главка пошла петля на чулке до самого верха, мы предложили перемирие.
Теперь в одном конце комнаты проживают дикие, в другом приткнулась наша контора, посредине проходит нейтральная полоса. Даже трудно поверить, живем в согласии, правда только днем. Ночи тяжелые и небезопасные. Для того чтобы дикие не выбросили контору со всем имуществом, мы работаем все двадцать четыре часа в три смены.
Хуже всего приходится мне, потому что, как курьер, я должен следить за порядком. А все идет вверх тормашками. Как только наш завскладом начнет ночью считать на арифмометре, так дикая жена поднимает крик:
— Что вы так колотите на своей машинке? Не можете, что ли, стучать потише? Спать мешаете.
А завскладом огрызается:
— Может, вы прикажете колыбельную на арифмометре сыграть? У меня нет слуха, я не музыкален. — И еще сильнее на клавиши нажимает. И с еще большей яростью рукоятку накручивает. А главный дикарь на наших машинистках телесным способом отыгрывается. Как только какая-нибудь из них зажжет в комнате свет, он встает с кровати в чем мать родила и в таком виде марширует до самого выключателя.