«Самогон — мое второе имя, — немедленно подумал Бонда, но вежливо промолчал, потупив взор. Не то чтобы он был сконфужен — просто сквозь стеклянный столик отчетливо проглядывала ластовица с блестящим ажурным бельем. — Вот же сука! И кулон свой не зря жамкала. Сейчас наверняка сразу же спросит про что-то важное».
— Меня лично изумляет то, что вы делаете с блоками позиционирования местоположения, — предсказуемо прозвучало над столом, и ноги схлопнулись. — Я просто не понимаю, что вы с ними делаете, топите в море?
«Хороший был ракурс, тьфу, то есть вопрос, — подумал Бонда, — начали прозревать. Знали б вы, на какие изделия их перепрошивают! Главное, чтобы не переставали ставить».
Сделав круглые глаза, он спросил:
— А что, в ваших станках есть такие блоки? Интересненько! А зачем производителю отслеживать свои станки? Они могут работать дистанционно? Или не работать? Подслушивать? Трансформироваться в боевого робота? Или о, ужас, тупо взорваться? Вы нам продаете-то?
— Не прикидывайтесь, Алекс. Это условие гарантии, которая вас не интересует, помню-помню.
— Уточняю: интересует! Но в режиме «вкыл-выкл». — Бонда оторвался, наконец, от столешницы и сделал дурацкую улыбку, оскалив зубы как когда-то в девяностых. — То бишь, если ваше заслуженно хваленое немецкое качество вдруг не станет соответствовать, я ищу другой ларек. И это уже не шутка.
Мелодичный писк обозначил конец записи. Итого — час десять. Включая неформальные процедуры. Бонда отключил куб и объемная заставка исчезла. Вроде все неплохо. Потерлись краями, прощупали друг друга и фактически договорились на следующий год. Дойчи и австрияки наверняка сидят точно также и потирают руки. Опасаясь только по размеру предстоящей скидки. И придумывая по этому поводу размер борзого щенка персонально для него. Щенок пойдет вместе со станками, у герра Алекса останутся только блохи. Но знать об этом никому не надо.
Глава 5.
Подел укоротом
199* г.
— Это местный егерь, Эдвард Лозински, — подтвердил голос полицейского и старший группы отключил рацию.
— Возвращайтесь домой, причем немедленно, — сказал он Лосинскому, даже не подумав извиниться, — браконьеров здесь нет.
Собака внимательно поглядывала то на Лосинского, то на хозяев, но не издавала ни звука.
— А вы тогда кто? — спросил, пересиливая себя, егерь — Здесь так положено, мало ли что…
Старший в недоумении уставился на Лосинского, очевидно подбирая слова, но блондин с «укоротом» опередил его:
— Учения здесь. Спецназ, армия, понял?
И как бы в доказательство потеребил свой камуфлированный натовский комбинезон.
Старший бросил на сорвавшегося подчиненного быстрый взгляд и повернулся к Лосинскому.
— Понял, ухожу! — сказал тот от греха подальше и пошел к машине.
«Ну-ну, армия, конечно, — подумал он, — а я — балерина!»
Если б не демонстративная пробивка его через полицейскую управу, то именно туда б он сейчас и поехал.
— Назад, пожалуй, срежу! А то тут еще на кого-нибудь нарвешься! Спецназ, блин!
Он свернул на просеку и начал медленно, на первой, подниматься на заросшую жидким лесом гору, когда с неба раздался этот странный леденящий душу звук.
XX век. Середина девяностых.
Их ждали. На площадке перед осиротевшим детским парком стояли две наглухо затонированные машины. Ярко-белая «девять-девять» и бежевый праворукий ниссан. Судя по осадке, в каждой сидело не менее пяти человек. Или четырех, но очень упитанных. Возможно, что кто-то (или уже что-то) еще лежал(о) и в багажнике.
— Не дергайтесь, я сам схожу, поговорю, — сказал Бонда, — я знаю, кто это. Они не меня ждут.
Он подобрал полы плаща и вылез из машины. Всмотрелся в непроницаемое лобовое стекло ниссана и приглашающе мотнул головой: вылезайте, ребятки, вот он я. Один и без охраны.
Через мгновение одновременно распахнулись все восемь дверей (молодцы, тренировались, впечатляет!), и на мороз вывалился десяток разнокалиберных пацанов во главе с Салаватом. Компания все же выглядела несколько комично. Особенно тем, что половина присутствующих явно выступала в легком весе. Некоторые из них давно знали Бонду и слегка растерялись, борясь с противоречием между желанием подойти-поздоровкаться и выданными инструкциями. Их предводитель сообразил быстрее и, указав бойцам на полукруг у машин, шагнул навстречу.
Бонда заметил, что Салават был раздосадован его появлением на этой, в общем-то, рядовой стрелке, но виду не подал и продолжал любезно улыбаться. Надо заметить, что на руинах страны Советов не было принято растягивать губы и, тем более, скалить зубы в смайле. Это могло сойти за слабость или признак кукушнутости, что было неприемлемо в спортивно-уголовной бизнес-среде, которой, по сути, и являлись вышеупомянутые руины.
Поэтому гримаса на лице Бонды скорее несла отсутствие явной ненависти и раздражения к собеседнику. Вкупе с ехидным прищуром глаз и рукопожатием с одновременным похлопыванием по плечу, непереходящим, впрочем, в суровые мужские объятья, все это выражало высокую степень брутальной любезности.
— О, какие люди! — разлепил наконец губы Салават. — Давно не виделись.
Летом виделись, подумал Бонда, всего-то полгода, но вслух сказал:
— Видишь кого-нибудь?.. Наших?
Ритуал есть ритуал. Не о погоде же тереть. Салават пожал плечами:
— Ну, кто у Кени на похоронах был, ты сам всех видел, а так — только Саныча.
— Говорят, у него зал отжимают?
— Да не так там всё, — отмахнулся Салават. — Знаешь, что он женился?
— Да ну?! А парикмахерша эта его, ебливая?
— По бороде. Нехрен с хачиками путаться. Хотя мы свечку не держали.
— Давно пора было, а кого он нашел-то?
— Да Олю-большую, прикинь, Бонда.
— Это из девок, которых он за нами следом тренировал? Хор-р-роший кстати выбор! Да и разница лет двадцать.
Нахохлившиеся бойцы бесконечно переминались — тонкие подошвы боевых кроссовок не способствовали долгим разговорам. Бонда помаячил глазами, и Салават два раза картинно шевельнул кистью — валите по машинам, господам нужен конфиденс.
Оставшись один Салават заметно осклабился. Предстоящий разговор явно не сулил никаких побед и добычи, а выкарабкиваться как-то нужно. Содержание же произнесенного тет-а-тет будет интерпретировано как надо, естественно в стиле «нас уважают, с нами считаются, я предложил — меня услышали».
— А на мерине-то что не приехал? — спросил Бонда, — хоть посмотреть бы, на чем правильные пацаны ездят.
— На профилактике, в Питер угнали, — буркнул Салават, настороженно зыркнув глазами.
Бонда знал, что мерин проскакал под Салаватом недолго — через месяц на него положил глаз новый смотрящий, прикомандированный откуда-то с Кавказских гор. Сказал специально — сбить гонор и поговорить конструктивно. Вслух примирительно сказал:
— Оно может и ну его? По нашим-то дорогам, — и резко перевернул тему. — Слышал, что база-то вовсю строится? Уже чуть ли не причал по весне воткнут?
— Строят, — подтвердил спокойно Салават, — сгорят, наверное, когда достроятся.
— Я тоже думаю — не могут не сгореть, — ухмыльнулся Бонда.
Они немного помолчали, и Бонда понял, что хватит тянуть быка за рога, пора уже.
— Я собственно, что приехал-то, Салават… Этот клоун, который заехал на площадку… — это мой человек. Даже так — это моя прокладка. Короче, чего жевать, там всё моё.