Из телеящика из кхеканий и мяканий вдруг послышался знакомый голос. Бля, опять этот Борис Николаевич! Ладно, хоть не пять минут назад…
Бонда перещелкнул каналы и, не найдя ничего интересного, поставил в видеоплейер кассету со старыми песнями о главном.
— Хочешь в Россию, Джюня? — спросил он. — Серьезно, нот джойк… «Когда мне станет можно», — прибавив про себя.
Джюн отрицательно замотала головой и, смеясь, произнесла: «Колодно, Сасааа!»
— Фигня вопрос, я тебе шубу куплю, — ответил Бонда, зная, что дело не в морозах. Тема была уже избитая и передуманная за последние два года раз… в общем, много раз.
На «а поговорить?» Джюн не годилась от слова «совсем», да и достоинств у нее было по большому счету два: совершенно бесподобное умение грамотно работать с мышцами и суставами, да невероятная ласка, доброта и покорность, слитые со смешливой и любопытной натурой. А еще… Ладно, уговорили, не станем обольщаться, парочкой добродетелей здесь и не пахло. Гораздо больше, гора-а-аздо! Да и матери б Джюн наверняка понравилась. Только по сотне баксов в сутки он ей платить бы уже не смог. И открыть под нее студию тайского массажа, скорее всего бы не захотел — моя! Только моя. А там жирные клиенты рассчитывали б не только на массаж.
Но если б Джюн сказала «да», он бы недолго раздумывал. Пробил бы биографию и, при отсутствии явных траблов, грузился уже межграничными вопросами и над заявленным статусом подруги. Хотя чего тут грузиться — расписался б и все. И чохом снял бы большинство проблем. А вот хотел бы он от нее детей? Бонда даже не мог представить Джюню в роли матери. Точнее абсолютно не хотел представлять. И это было определяющим фактором.
Глава 10.
Добыча
199* г.
На шоссе ему навстречу пронеслись несколько пожарных и полицейских машин с включенными мигалками.
— Знатно вы припозднились, ребята, — подумал Лосинский, — и вообще… туда скорее вертолет доберётся, но не вы!
Когда окольными путями, сознательно засветившись в городке, он добрался до дома, уже смеркалось. Ирма не должна была беспокоиться — обычно он возвращался позднее, но сегодня почему-то вышла навстречу.
— Приезжал полицейский и еще какие-то люди с ним, похоже частники, типа охраны края, спрашивали тебя.
Она не спросила «Что случилось?!», Ирма вообще была достаточно хладнокровной, но заметив отсутствие грибов, всё же спросила:
— А ты разве не..?
— Во сколько они приезжали? — спросил Лосинский, перебивая жену, чего никогда себе не позволял, и она заметно напряглась.
— Час-полтора назад. Я показала им твой хэнди, пояснила, что ты вне зоны доступа, на плановом объезде. Они его просмотрели и попросили завтра заехать в город, в управу.
— Я только что из города, объезд не делал, ситуация поменялась. Смотри! — и он достал измятый чемоданчик с массивной сиреневой ручкой.
Бронепластины кейса не поддавались болгарке и разозлившийся Лосинский в три этапа раскурочил замки победитовыми сверлами, произведенными еще при Андропове. Это несколько помогло вставить колун и ударами кувалды перебить внутренние фиксаторы.
Обнаружив в отдельном отсеке затянутый в пластик характерный кирпичик, он не сразу обратил внимание на обгоревшие и пересыпанные бумажным пеплом документы.
Денег было не то чтобы мало — сорок тысяч марок потрепанными купюрами, — но Лосинский даже слегка расстроился. Воображение рисовало иные суммы.
Он еще раз внимательно перетряхнул содержимое, но не обнаружил более ничего ценного. Ни бриллиантов, ни золота. Бумаги, пепел, гнутые наручники старого образца. Лосинский взял в руки наиболее уцелевший листок и вздрогнул, увидев гриф…
Глава 11.
Погоня
XXI век. Начало двадцатых.
Никто не ожидал, что он сиганет в окно — фрамугу закрывали красивые кованые решетки. Однако Бонда имел опыт установки подобных и знал, что, скорее всего, они окажутся такими же тщедушными, как и в его старом офисе. В хорошие времена даже пожарные не требовали делать их распашными. Достаточно было предъявить лом или даже монтировку и заявить, что эти решетки декоративные и быстросъемные. Что вполне соответствовало действительности.
Надежды оправдались, и прыжок в окно закончился жестким приземлением вместе с решеткой и ее креплениями на капоте чьего-то камуфлированного кроссовера.
Бонда забежал за угол и рванул через сад на задах столовки. Возвращаться в сторону местной нахаловки не имело смысла. Матерясь, он перевалился через живую изгородь и влетел на территорию коттеджного поселка. Вбежал в ближайшую дверь и немедленно закрыл ее за собой. Памятуя о наличии заднего двора, пронесся насквозь, захватив по дороге метровую кочергу от камина. Очень хотелось спрятаться прямо здесь, наверняка есть подвал. Забиться, затихнуть, не дышать. Враги будут ходить совсем рядом, но вскоре уйдут. Отлежаться, а ночью в лес. Под утро, так даже лучше, ночью в лесу страшно.
Бонда даже успел подивиться той дури, которая пронеслась в его голове, пока он мчался через дом. Ночью — страшно! Охренеть! Страшно будет, когда эти ребятишки без затей нахлобучат ему по самое не хочу, а потом продадут настоящим садоводам-любителям, сокращенно именуемым садистами.
Он добежал до гостевого домика на краю участка и, прикрывшись им, перелез через окантованную уголком рабицу. У ближайшей бани спиной к нему на низенькой скамеечке сидела какая-то полная старуха и чистила картошку. Бонда на ходу крикнул ей: «Азирумга, апа, малайка гоу хоум!» и, оглянувшись, удовлетворился наступившим ступором. Потупи, бабушка, хоть с минуту, авось удеру!
Размахивая кочергой, он промчался через спортивную площадку, пересек какую-то невысокую ограду и уже почти достиг ближайшего к лесу дома, как сзади послышались весьма отчетливые крики.
Бонда взбежал по ступенькам, дверь была закрыта, он обогнул дом и обнаружил на заднем дворе пластиковый люк. Подцепил его кочергой, надеясь, что не шибанет в лицо фекальным амбре. Ура, пронесло! Каналюга септика видимо располагалась со стороны дороги, что разумнее и удобнее для подъезда ассенизатора, а здесь, в сыром бетонном кольце, судя по всему, находился оголовок скважины.
Сквозь плотно закрытый люк просачивался минимум звуков, и Бонда с ужасом прислушивался к грохоту собственного мотора.
«Не загнуться бы, — подумал он, — впрочем, хрен вам всем, не загнусь!» Уверен почему-то. Здесь как-то быстро забываешь о таких, казалось бы, страшных вещах как инфаркты и инсульты, о раке, да обо всем. Хотя не так, вон те же зубы или донимающая после контузии застарелая гипертония. Несколькими дыхательными упражнениями он стабилизировал дыхание. Подумал еще: «Прямо как между спаррингами. Владей собой среди толпы смятенной…»
Тишина. Похоже, потеряли... Пробегутся сейчас по опушке, посмотрят следы. Какой-нибудь горе-следопыт увидит сломанную сто лет назад ветку или примятую скотиной траву. Многозначительно всё расскажет и объяснит. Сам в это поверит. И замотивирует всех в лес не лезть. Чего нам и надо. Собак здесь не было видно и слышно. Сожрали наверно в прошлом годе. Годе-годе, году-ду-ду. И это гуд. Тихо. Бонда привстал и сменил позу, высвободив криво поставленную между трубами ногу. Хорошо.
Да-а, что-то какая-то долгая дорога в дюнах у него получается. Подзатянулось вынужденное путешествие. Ходырев поди уже списал его. У себя в мозгах во всяком случае.
Когда ж это всё так закрутилось? Глупый вопрос. Когда вагоны были зелёными… Наивные и беспросветные девяностые. Заискивали перед иностранцами. Для тех, кто посообразительнее, открылись возможности. И зачем им надо подымать людей до своего уровня? Плодить конкурентов? А в других странах победившей демократии это видимо произошло немного раньше. А дальше все — ловушка. Бандюки. Сословия. Потом, оп! Вроде появился просвет! Типа светлое капиталистическое завтра. У миллионов жизнь худо-бедно начала налаживаться. Можно как-то планировать. Потребительское счастье: «завтра будет лучше, чем вчера»!