й насквозь металл убрали, а лицо окатили ледяной водой.
– Готов послушать так же и что вы уже успели выяснить. – Снова рывок за волосы, по ощущениям значительно померкший в сравнении с все еще хозяйничающей в его теле болью.
– Готов повторить, куда тебе идти. – Лицо курда потеряло былую четкость очертаний, что, однако, не помешало Пчелкину второй раз проявить меткость. – Может там тебе что и расскажут.
– Я тебя живьем на шашлык пущу, если ты еще не догнал! – Жар от поднесенного прямо к лицу толстого железного прута с наконечником в виде неровного овала заставил Пчелкина снова невольно дернуться, но руки главаря уверено фиксировали его голову. – Но сначала, как и положено мяснику, поставлю свое фирменное клеймо!
Прижимая что есть сил голову Пчелкина к столу, главарь держал ее так все те несколько секунд, что прут оставлял вторую отметину на его спине, с улыбкой на лице слушая все-таки вырвавшийся из него крик. Несколько секунд, что самому Пчелкину показались вечностью. Не чувствуя боли от им же самим загнанных под ногти заноз, он и в третий раз указал уже озвученное дважды направление.
– Как у вас говорят, Бог любит троицу… – Словно в тумане прошипел над ухом главарь, в ту секунду, как клеймо в третий раз опустилось на поясницу, дернув его за волосы, смотрел ему в глаза, ожидая момент, когда он опять начнет «уплывать».
И снова одновременно убранный прут, и окатившее лицо вода. Запах горелого мяса не отпускал, перекрывая все остальное. Понимая, что уже почти ничего не чувствует, Пчелкин был готов и к четвертому, и к пятому кругу ада, но неожиданно его руки освободили от фиксирующих их веревок.
– Чтобы ты каждую секунду помнил, кто здесь решает все, – подойдя к нему, главарь присел рядом на корточки в то время, как двое его подручных заломили ему руки за спину, прижав к горящей неутихающим огнем пояснице, – так сказать, бонус.
Он уже не мог контролировать вырывающееся из рук мучителей тело, когда теперь уже два прута одновременно коснулись его голых ступней, заставляя и их гореть огнем.
Когда его буквально выволокли из дома, он едва мог идти сам, вздрагивая каждый раз, когда касались земли его свежеподжаренные ноги. Полностью сосредоточившись на преодолении боли, Пчелкин не обратил внимания на замершую у колодца девушку, что провожала его взглядом с того самого момента, как его вывели из дома, и до тех пор, пока с глухим грохотом не захлопнулся люк его темницы.
– Марьям! Ты чего тут застряла!? – Грозный голос брата заставил девушку вздрогнуть и перевести на него взгляд с закрывающего темницу люка. – Нечего тут торчать!
– Ты… убьешь его? Их? – Она слышала ночью, как привезли новых пленников, но увидела их, точнее, одного из них, только сейчас.
– Это не твоё дело. Твоё дело готовить и прибирать. А война – это дело мужчин. Иди лучше приберись в комнате. А то после всех этих бесед, – усмехнулся Зафар, по-хозяйски сжав плечо сестры, – плохо пахнет. Так что проветри хорошенько.
Кивнув, Марьям поспешила выполнять распоряжение брата. Войдя в опустевшую комнату, она невольно вздрогнула, сразу поняв, что тут произошло. Медленно опустившись около стола, коснулась пальцем небольшой лужицы еще теплой крови на полу. Новое, незнакомое ей до сих пор чувство стремительно заполняло ее. Она привыкла ко всему происходящему в лагере. Многое повидав, уже ничему не удивлялась. Но почему-то сейчас ей сердце пылало так же обжигающе, как еще совсем недавно тело этого русского пленника.
«Какого лешего!!!»
Не открывая глаз, Лиза шаг за шагом, минута за минутой вспоминала все события, что произошли после того, как Космос грохнулся в обморок, а она впервые за последние двадцать пять лет коснулась его рукой… Ну, ладно-ладно, губами! И ровно до этой самой минуты, когда ее рука – теперь уж точно рука – уверенно нащупала его руку. И все бы ничего, если бы текущие события не происходили в месте… кхм… более, чем пикантном. Даже по сравнению с парковкой у дома, на которую в момент телопадения Космоса вывалила шумная свадьба. Лиза невольно прыснула, представив, какие у тех должно быть получились фотографии: счастливые жених и невеста на фоне валяющегося без сознания мужика, мечущегося вокруг него таксиста, спокойно звонящего кому-то другого мужика и бросившейся к нему с криком «Косик!» солидной дамочки в дубленке ценой с подержанную машину.
Это потом уже был разносящийся по всему дому бас: «Какого хрена!? Двадцать пять лет! Тебя носило! Черти где! Канада? Какая Канада?!», поутихший буквально за минуту до прибытия двух нарядов полиции в сопровождении ОМОНА, которым подоспевший Белов еще полчаса объяснял, что никто никого убивать не собирался, просто их друг немножко переживает. Да, девушка уехала, ничего не сказав, вот он и расстроился. Вернулась? Да, вернулась! Спустя двадцать пять лет со взрослой дочерью.
Проводив стражей порядка и снабдив особо пострадавших, читай, стремящихся продолжить общение по поводу прерванного сна в суде, материальной и алкогольной компенсацией, все устало упали в кресла и на диваны, только тогда заметив, что желать «спокойной ночи» либо уже поздно, либо еще рано, учитывая почти четыре утра на часах. В связи с чем была произведена некоторая рокировка. Белов и Филатов поехали по домам, Кир уступил свою комнату новоявленной Валерии Косовне Холмогоровой, сам заняв диван в кабинете отца, Ольга с Викой сохранили за собой свои апартаменты. Попытавшаяся было отправить Космоса следом за Сашей и Валерой, Лиза достаточно быстро, а точнее едва тот снова открыл рот, поняла крайнюю недальновидность такого шага и согласилась разделить с ним диван в гостиной при условии соблюдения границы, роль которой выполнял скрученный в жгут плед. Как этот засранец совершил государственное преступление, Лиза припоминала смутно, помня лишь период между тем, как его губы нашли ее губы, и тем, когда его руки уверенно и по-хозяйски придвинули ее к себе. Все, что было после… завершилось логично для места и обстоятельств.
Услышав в коридоре шорох чьих-то шагов, Лиза приоткрыла левый глаз и чуть не подскочила в кровати, вовремя вспомнив, что из одежды на ней только крестик. Учитывая, что шаги уверенно приближались, она не нашлась сделать ничего умнее, как снова нырнуть под одеяло.
– Родители, я уже почти восемнадцать лет знаю про пестики и тычинки. И соберите уже свои причиндалы с пола.
Дождавшись, пока шаги стихнут в направлении кухни, Лиза и Кос одновременно вынырнули на свет Божий.
– Вот что значит вырасти без отца… – Кричал шёпотом Кос, прыгая на одной ноге, а второй пытаясь попасть в трусы.
– Еще неизвестно, что было бы, вырасти она с отцом. – Не осталась в долгу Лиза, сдувая то ли настырно падающую на нос прядь волос, то ли перо из подушки.
Второй акт марлезонского балета с ОМОНом в главных ролях был своевременно пресечен на корню выползшим из кабинета Киром, который мгновенно проснулся, увидев, как папин друг настойчиво напяливает на себя женские джинсы, а тетя Лиза пытается заехать ему носком по голове.
– Обиделась? И это ты называешь «обиделась»? – Влетев следом за Лизой на кухню, Космос чуть не снес кофеварку, холодильник и кем-то непредусмотрительно оставленный посреди прохода стул. – Бля…. – Зажимая свои честь и достоинство, одним словом красноречиво выразил он свое мнение о происходящем.
– Ура, я останусь единственной и неповторимой. – Лера вплыла на кухню и направилась к тостеру, по пути поставив на место космическую челюсть. – Па, не подбросишь до Яхромы? Говорят, там шикарная сноубрордная трасса. – Как ни в чем не бывало повернувшись, спросила замершего в позе «писающего мальчика» Космоса, на что тот, ошарашенно моргнув один раз, лишь обреченно кивнул.
– Ты вообще собиралась мне сказать? – Выйдя из сомнамбулного состояния, лишь когда Лера ушла переодеваться, Кос повернулся к Лизе.
– Собиралась.
Нет, правда собиралась, уже лет пятнадцать, наверное, но все никак. То одно, то другое. То курсы йоги, то химчистка.
– Еще лет через двадцать пять? – Взвился Космос, приглушив звук только потому, что из спальни послышался голос просыпающейся Вики. Открыв рот для очередной порции праведного гнева, он вдруг замер, мотнув головой раз, другой, многозначительно посмотрел на Лизу. – Он знал. Он все знал. Ну, хорошо, тоже сколько лет не виделись… Но за последние полтора года что тоже все собирался? Я…
– Что? Ну, что? Продолжай! Ты, – прекрасно поняв, что Кос говорит о Вите, не щадя уже никого, ибо брат всегда был ее больным местом, а уж в последние дни так подавно, закончила за него, – убил бы его?! Так спешу тебе напомнить, что есть люди, у которых гораздо более реальные возможности это сделать за тебя!
– Стой… – ошалело замер Кос.
– Ты знаешь, где он??? – уже в голос одновременно произнесли они оба.
Все-таки, хорошо, что он снова оставил побольше воды. Едва Введенский увидел появившегося на верхней ступеньке Витю, как сердце старого офицера бешено забилось, грозя вырваться из груди. Все не те слова крутились на языке, а потому он молча поймал чуть ли не рухнувшего вниз Пчелкина, осторожно прислонив его к стене, присел рядом и начал промывать свежие раны.
– Они знают, кто мы, но не знают, зачем мы здесь. – Прошептал Витя, когда Введенский, уже давно закончив, просто сидел рядом, вслушиваясь в его хриплое дыхание.
– Если это, – повернув к нему голову, тихо ответил Введенский, – цена не такой уж значительной информации, то…
– Это цена нашей покорности и признания их власти над нами. – Не сводя глаз с командира, продолжил Пчелкин. – Не стал платить. – Отвернув голову обратно, снова прислонил ее к стене и закрыл глаза.
– Если бы я мог… – Цену своего бессилия полковник Введенский как раз понимал очень хорошо.
– Вам тоже выставят счет. – Открыв глаза снова, Витя посмотрел на командира. – У него к нам много есть чего предъявить. Но в итоге цена будет одна.
Жизнь… И Введенский, и Пчелкин очень хорошо понимали это сейчас. Как и то, что их путь на Голгофу будет так же тернист и крут, как самодельная песчаная лестница, ведущая к люку их темницы. Который как раз в этот момент открылся вновь.
«Слава Богу…» – подумал Введенский, когда спустившийся к ним боевик подошел к нему, а не к Вите.