- Обли…
От раздавшегося над его головой шепота резко распахнул глаза, сердце все же дрогнуло в груди. «Чччч…» – приложив палец к губам, опустила на него глаза Марьям. Как она здесь оказалась? Не уехала с братом? И тот не хватился ее, не заметил ее отсутствия?
- Обли… – Мягко положив руку на шею одной из лошадей, Марьям осторожно, буквально шагая по битому стеклу, подошла к ней. Медленные, ласкающие движения рукой словно вводили в транс, причем не только лошадь. Наконец, пальцы девушки коснулись веревки, обмотанной вокруг крупа.
- Твою… блядь… – Прошептал Космос, увидев, как одна из лошадей медленно, словно загипнотизированная, отходит от Пчелкина и, пройдя несколько метров, ложится на землю и затихает.
Вторая. Третья. Сапёры уже вовсю возились вокруг Введенского, когда девушка подошла к четвертой лошади. Тут уже все, включая спокойного Филатова, с трудом дождались той секунды, когда веревка упала на песок.
Сама же незнакомка даже не дрогнула и, казалось, совсем не удивилась, когда из-за колодца вдруг выскочили четверо мужчин, трое из которых, обгоняя друг друга, бросились с лежащему на песке русскому, а четвертый, убедившись, что там и сами разберутся, поспешил присоединиться к группе разминирования.
- У нас пять минут и Тегеранская схема. – Поднял на него глаза командир саперов.
Тегеранской схемой называли одну из самых сложных комбинация проводов, распутать которую могли считанные специалисты в саперном деле, которых во всем мире можно было пересчитать по пальцам одной руки. И на первом месте стоял тот, кто сейчас склонился над торчащей между ног Введенского коробкой.
- Вагон времени. – Спокойно ответил командир «аллигаторов» и с полной уверенностью в правильности своих действий, поднес ко рту рацию. – Темновато, мальчики. Дайте-ка огня.
- Да не вопрос, Сокол! – Хохотнули на том конце.
И в ту секунду, когда рухнувший на колени перед Пчелкиным Филатов осторожно поднял его голову, на шокированный взгляд друга лишь сглотнув невесть взявшийся откуда в горле ком, серость над горой вдруг озарилась вспышками рвущихся снарядов. Словно отошедшие от оцепенения, лошади бросились врассыпную.
Приняв помощь в виде протянутой Филом руки, все еще не понимая и пока даже не пытаясь, Пчелкин встал на ноги. Обернувшись, увидел удовлетворенно потирающего руки сапера, Леонидыча уже осторожно положили на песок. Тут же взгляд Вити вернулся к друзьям, и те безошибочно поняли, что, точнее, кого он ищет.
Все это время стоявшая невдалеке, то и дело всматривающаяся в потемневшие горы, Марьям вдруг, не замечая удивленно-вопросительных взглядов окруживших Пчелкина троих мужчин, подошла к нему, закрыв с четвертой, смотрящей в сторону скрывшихся джипов боевиков, стороны.
- Я же говорила, – положив руки ему на плечи, улыбнувшись, тихо и спокойно произнесла она, словно в очередной раз просто смазала его раны, а не освободила от смертельных пут, – пути Аллаха неис…
Что это было, не понял никто. Хруст ветки. Звон приклада. Первый раскат грома. Вдруг осевшую, продолжавшую улыбаться Марьям Пчелкин поймал у самой земли.
====== Глава 16. Домой. ======
Никогда еще она не рисковала так, как в это утро.
- Я в замыкающей машине. В замыкающей. – Глядя прямо в глаза, заставляя черные зрачки замереть, повторяла она остановившемуся около нее подельнику брата.
Она рисковала. Тем, что брат мог не поверить и пойти проверять ее, тем, что мог, отъехав на безопасное расстояние, остановиться, чтобы увидеть финальные кадры своего кинематографического шедевра, тем, что он решит изменить предварительно намеченный сценарий, который она услышала, едва ступила за порог дома, и предпочтет лично и гарантированно расправиться с «этими русскими», что, подобно закаленному железу, бесили его своей несгибаемость. И, как он их ни ломал, как ни пытался опустить до земли, они снова и снова поднимались, словно горы, в которые он собирался уйти вместе со своим отрядом.
Она рисковала. Своей жизнью. Ради его. Потому что только так был шанс. Но без этого риска шанса не было бы вообще. А уйти, не использовав даже призрачную возможность спасти его, робкую попытку пустить сюжет по иному сценарию, она не могла. Дождавшись, пока огни замыкающей машины скроются за барханом, Марьям вышла из-за угла дома. Медленно ступая по битому стеклу, она приближалась к лежащему на земле русскому и окружавшим его лошадям так тихо, что даже воздух вокруг нее не колыхался.
Удивление в его взгляде, смешанное с шоком и уже принятым концом, задержало ее лишь на секунду. Время не терпит, еще непонятно, что со вторым. Но сначала лошади. Она с детства обожала лошадей, они были единственными друзьями, собеседниками и разумными существами посреди окружавшего ее безумия и жестокости. А потому, привыкшие к ней, смиренно стояли, пока она, гипнотизируя их, уверенно, спокойно, но не спеша, распутывала веревки. Когда четвертая лошадь отошла, и она услышала шумный выдох его, все еще не верящего в уже не ожидаемую им свободу, из-за колодца выскочили четверо мужчин.
Обернувшись, Марьям с улыбкой смотрела, как они бегут к ним. Один, в военной форме, отделившись, поспешил к заминированном второму, возле которого тоже, словно из-под земли, выросли люди в камуфляже. А между ними и бегущими к ним тремя Марьям вдруг совершенно четко почувствовала невидимую нить, стойкую связь, выдающую в них не просто знакомых, друзей, а скорее четыре части одного целого.
Когда старший из них рухнул на колени, осторожно приподнимая голову русского, со стороны гор раздался характерный звук разрывающихся снарядов. Обернувшись на него, Марьям вдруг замерла. Серость неба то и дело озарялась вспышками смерти, на фоне кучащихся облаков кажущимися еще более яркими и сочными. Словно художник выронил из своих рук палитру, и та взлетела в небо, окрасив его, словно холст, разбрызгавшимися во все стороны красками. И среди этой какофонии звуков, вспышек и первых робких молний, она скорее почувствовала, чем увидела, уверенно вытянутый в прицеле автомат. И даже знала, чья рука держит его. Сомнения? Не сейчас. И не когда речь о нем. Не замечая удивленных взглядов окруживших его друзей, она подошла к нему.
- Я же говорила… – Она смотрела на него с улыбкой, радость, что для него все, наконец, закончилось, затмила грусть, что все закончилось и для нее. Их не было, но она была благодарна ему уже за возможность быть с ним рядом весь этот месяц. Восстав душой и сердцем против человека, своей жестокостью и беспощадностью не оставляющего выбора попавшим в его руки, за этого русского и его командира она была готова бороться пока бьётся ее сердце, среди ужаса войны познавшее любовь. – Пути Аллаха неис…
Она совсем не удивилась тому, что и остановил его тот, чья кровь текла и в ней самой. Боли не было. Сильный толчок в спину – как же это в характере Зафара – она даже не перестала улыбаться, просто чуть сильнее сжала плечи русского, но все равно удержаться не смогла. Словно в замедленной съемке видела, как военный схватил рацию, повернувшись в сторону гор и увлекая к земле стоящего ближе всех к нему высокого мужчину. Двое других бросились прикрывать своего друга, за которого она отчаянно цеплялась сейчас, но тело не слушалось ее, пальцы скользили по его рукам, ноги подкашивались, увлекая их обоих в покрывающуюся первыми каплями дождя пыль.
- Спасибо…
Она лежала на его коленях и смотрела в изрешеченное ссадинами лицо, запоминая каждую морщинку, чтобы унести с собой всю глубину его глаз, манящий плен его губ и несломленную силу его рук, что сейчас вдруг приподняли ее, прижав к себе. Она благодарила его за последнее неожиданное счастье в своей короткой жизни, за честность и искренность, за подаренное ей право любить и видеть его все эти дни. И за то, что не говорил ей сейчас бессмысленных традиционных «потерпи, все будет хорошо». Будет. Но не у них.
- Прости. – Его голос был самым дорогим подарком, что Аллах дарил ей сейчас в ее последние минуты. Он прикусил губу и… Ей показалось?
- Не надо… – Она протянула руку, коснувшись его щеки, дрожащим пальцем дотронулась уголка глаз. Нет, это не дождь.
Его друзья оставались рядом, но тактично отвернулись в пол-оборота, охраняя их неожиданно интимное прощание, но не вторгаясь в него. Плечи взрослых мужчин вдруг поникли, тяжелые вздохи, казалось, перекрывали доносящиеся до них звуки канонады, глаза слишком внимательно изучали следы все чаще опускающихся на землю капель дождя.
- Ты останешься со мной. – Не вопрос, он точно знал, что говорил сейчас, и Марьям, как и он, поняла потаенный смысл этих слов, скрытый за их внешней очевидностью и понятный только им, в какой-то степени вместе пережившим этот месяц.
- Я часть твоей судьбы, помнишь? – Она не прощалась с ним, через касающиеся его висков кончики пальцев ее сила перетекала в него, чтобы изменить его навсегда. – Как тебя зовут? – Кому-то кажущийся странным вопрос, когда счет идет на секунды. Но она должна была знать, за кого молиться перед Аллахом, кого, став ангелом с небес, отныне оберегать, где бы он ни оказался.