- Виктор Павлович знает мой адрес… – Донеслось из-за двери.
Все-таки, умные женщины — это клад. Пусть и с динамитом. Усмехнувшись притихшим в гостиной и спальне звукам, он продолжил свой прерванный к гастрономическому счастью путь. Робкая весенняя капель за окном, в котором он взглядом проводил отъехавшую машину, дарила надежду и на счастье уже совсем другого рода ему, когда-то однажды его упустившему и неожиданно осознавшему, что болезнь по имени Оля отпускает его, давая шанс не наблюдать любовь со стороны, а позволить ее, наконец, испытать себе самому.
– Люблю Москву за непредсказуемость и напор. – Поднимая столб брызг из безразмерной лужи, еще вчера вечером бывшей сугробом, таксист усмехнулся, приоткрывая окно и впуская в салон еще морозный, но уже дышащий теплом воздух. Сидящий на заднем сиденье молодой пассажир сдержанно улыбнулся. – Сынок, – вдруг посерьезнев, водитель посмотрел в зеркало заднего вида, – ты словно похоронил кого…
- Почти… – Вздрогнув, Кир отвернулся от созерцания серости за окном и посмотрел на седого статного мужчину за рулем, больше похожего на бывшего военного, чем на водителя такси. – Зачем нам чужая война? – Почему-то спрашивает он совершенно чужого ему человека, который просто везет его из пункта А в пункт Б и ему, по сути, должно быть плевать на одно из множества промелькнувших перед газами за день лиц.
- Я тебе так скажу, малец. – Аккуратно сворачивая в переулок, чтобы объехать вечную пробку у съезда с ТТК, таксист лезет в карман, но не за сигаретами, как сначала подумал Кир, а за небольшим портмоне, открыв, протягивает его ему. С потрепанной, обожженной по краям фотографии на него смотрит молодой, лет тридцати, летчик. – Земля она ведь одна наша общая. Кто-то может и считает, что его касается лишь то, что происходит в пределах его маленького мирка с присвоенным тому адресом, а кто-то, – забирая из протянутой Киром руки портмоне, бросает на него мимолетный взгляд, – не делит боль на свою и чужую.
- Отец тоже так говорил, – вздохнув, Кир сжал висевший на шее под свитером медальон, – когда его в Сирию послали.
Зачем он открывается случайному собеседнику, он объяснить не мог. Как не мог больше держать в себе распирающие его боль и страх, что не просили, требовали выхода, грозя разорвать его сердце на куски, как те пули разорвали сердце отца.
- Ты это видел? – Когда рука таксиста с портмоне замерла в воздухе, Кир понял, что последние слова произнес вслух.
- Почти две недели назад в сети всплыло видео. – Ответил он, снова ощутив щиплющие глаза предательские слезы, что он так старательно глушил в себе весь последний месяц. – Все так реально выглядело. Но мама отказалась верить, ведет себя так, словно однажды откроется дверь, и он вернется. Она говорит, что папа всегда приносил в ее жизнь тепло и свет. Прям как сейчас… – Брошенный в окно взгляд на заливающее мостовые солнце, под которым превратившийся за зиму в льдины снег сдавался, растекаясь робкими пока еще ручейками.
- Твоя мама права. – Неожиданно произнес таксист, очень вовремя остановившись на светофоре, повернулся и посмотрел на Кира. – Полтора года назад, – продолжил, обернувшись обратно, – нам оттуда же прислали посылку. Фотография, задеревеневший от засохшей крови платок, что мать в уголке инициалами вышивала, и палец. – Заметив, что парень вздрогнул, водитель, тем не менее, уверенно продолжал. – Указательный палец. Экспертиза подтвердила.
- И вы не сошли с ума? – Как он умудрился в многомиллионной Москве встретить человека, пережившего похожую боль?
- Как ты сам сказал, почти… – Светофор засиял зеленым, машина плавно тронулась с места, так же неспеша таксист продолжал свой рассказ. – Нас все уговаривали подписать согласие. А мы не могли, не хотели соглашаться с тем, что нашего сына больше нет. Вопреки доказательствам сердце твердило совсем другое. И даже его невеста, прагматик до мозга костей, отказывалась подписывать перенос намеченной в начале марта свадьбы. Но подписать все же пришлось…
- Сочувству… – Начал было Кир.
- На вторую половину мая. И расписались они в палате Склифа, куда его привезли в состоянии комы, едва он пришел в себя. Даже подруга невестки, ведущий реаниматолог, не давала нам никаких прогнозов. Обретя его наполовину инвалидом, мы рисковали снова потерять его. – Машина свернула на примыкавшую уже к их дому аллею, Кир увидел в окно парк, что был виден из их окна. – Но мы верили. Вопреки всем прогнозам. Потому что любовь сильнее смерти. – Остановив машину у нужного подъезда, водитель повернулся к нему. – Из Склифа мой сын выехал на коляске, а три дня назад у меня родился внук. Которого из роддома его отец вынес, идя своими ногами. Так что, малец, – вдруг решительно отказавшись от протянутых денег, улыбнулся он ему, – послушай ветерана Афганистана. Когда веришь, то можешь победить даже смерть. Верь в своего отца, парень. Даже тогда, когда никто больше не будет верить. И однажды ты вот так же вбежишь по лестнице, откроешь дверь и услышишь его привычное: «Снова руки не помыл…»
- Откуда вы знаете…? – Ошеломленно прошептал Кир.
- Я ведь тоже… отец. – И, махнув ему на прощание рукой, вырулил со двора.
Едва желтые шашечки скрылись за поворотом, Кир тряхнул головой, отгоняя задумчивость и решительно вошел в подъезд. Его нечаянный попутчик был прав – главное верить, иначе все теряет смысл. И сама жизнь тоже. Ключ знакомо заскрипел в замочной скважине, но вместо ожидаемого привычного плача сестры Кира встретила тишина и раздающиеся из гостиной приглушенные голоса. С кухни доносились желудкосоковыделяющие запахи, но все же, скинув ботинки, миновав ванную, он поспешил именно в комнату.
Сияющие глаза мамы, разомлевшая в кресле тетя Лиза, кутающаяся в чей-то свитер, не похожи были на объятых тревогой и затянувшимся ожиданием людей. Мама, конечно, хорошая актриса, думала, он не видел, как она смотрела второе «кино» про папу, да и тетка – мечта Шекспира, маскировалась под портьеру, но счастье – оно, как лакмус, его невозможно сыграть.
- Посторонись!!! – Вдруг раздался за его спиной голос того, кто, по идее, сейчас должен был рассекать сирийскую пустыню, а не их гостиную. Но, прежде чем Кир смог просто мысленно удивиться…
- Снова руки не помыл?
Загадочно улыбнувшиеся уголки маминых губ, провалившееся куда-то вниз сердце. Схватившись за стоящее рядом кресло, Кир медленно повернулся, никак не отреагировав на пробежавшего мимо него Александра Николаевича с дымящимся блюдом в руках.
Вика радостно засмеялась, отодвигаясь и давая и ему повиснуть на шее того, кого у них попытались отнять, но кто все равно вернулся. Вопреки всему. Потому что любовь…
- Называется, сходил за хлебушком! – Возникший на пороге Филатов лицезрел обглоданные косточки форели и троих растекшихся по креслам и дивану друзей.
- Так-то ты веришь в своих друзей, Филыч? – Под прозвучавший с кухни сигнал духовки, Белов поднялся и направился в ее направлении, остановившись возле Валеры, положил ему руку на плечо и обернулся в сторону сидящего на диване Пчелкина, облепленного с обеих сторон Ольгой и Киром, вцепившихся в него такой мертвой хваткой, которой позавидовали бы цепкие пальчики юной ВВП, что сейчас занимала свое привычное место на коленях отца. – Что нам одна форелька? Хорошо еще пару сомиков нашел. Нам его еще откармливать, килограмм десять в этой чертовой пустыне оставил.
- Не скрою, скучать не буду. – Улыбнулся Пчелкин, одной рукой еще крепче прижимая к себе все еще шокированную Ольгу, а второй взъерошивая шевелюру сына. – А вот по нашему месту под Яхромой…
- Японский лещ! – Потер руки Космос. – Вы помните, каких щук я там по осени выловил?! У абрека на рынке безмен сломался, когда взвешивал!
- Игрушечный, что ли, был? – Появившийся в дверях Белов опустил на стоявший посреди гостиной стол огромное блюдо с запеченными сомами в окружении сдобренной специями и зеленью картошечки.
- Сам ты, – обиженно запустил в него подушкой Кос, – игрушечный!
- Еще вопрос, откуда там столько окуньков взялось? Сроду их там не было. Небось сам запустил. – Беззлобно расплылся в улыбке Белов, прекрасно понимая, что таран по имени Космос Юрьевич Холмогоров сейчас более чем успешно сдерживается хрупким созданием со стальным характером, которая тут же, едва сын профессора астрофизики открыл рот, закрыла его решительным поцелуем.
- Брейк, водолазы-любители. – Притягивая к себе за талию наблюдающую за всей этой счастливой кутерьмой жену, миролюбиво пробурчал Филатов и, не теряя времени, последовал примеру Лизы.
- Ничего…, – накалывая самый аппетитный кусочек рыбки, с улыбкой посмотрел на них Белов, переведя взгляд на не отстающих от них Пчелкиных, отправил его в рот, – недолго мне наблюдателем быть…
И он удовлетворённо нащупал в кармане бумажку с заветным адресом подполковника Взрывновой.
А Витя Пчелкин еще крепче обнял окутанную терпким ароматом грейпфрута и лимона Ольгу и ненасытно пил сладкий вкус ее губ.
Вернулся. Домой. Туда, где свет…