— Бродяга? — голос задрожал.
Изображение в шаре тряхнуло головой и подмигнуло Гарри, одарив очаровательной хитрой улыбкой.
— Привет, сохатик. Рад тебя видеть.
— Мерлин, Сириус! Это правда ты или я схожу с ума?! — Гарри не чувствовал собственного тела, оно словно онемело, лишь стуки сердца, которыми, казалось, наполнилась вся комната, напоминали, что он ещё жив.
— Ты что же, совсем зазнался, крёстного не узнаёшь? — он выглядел довольным как никогда. — Рассказывай как дела у вас там. Ты, надеюсь, всем показал, чего стоишь?
— Ну… мы победили, если ты об этом. Волан-де-Морт мёртв, — Гарри совсем выпал из реальности и боялся даже моргнуть, лишь бы не спугнуть видение. Он так скучал по Сириусу, что готов был лишиться рассудка, лишь бы продолжать видеть его.
— Я не сомневался в тебе, — довольным тоном протянул собеседник. — А как остальное? Надеюсь, вы с Гермионой уже поженились и своего первенца назвали в честь меня?
— Что?! Я… мы…
— Так, сохатик. Только не говори, что ты ещё не сделал ей предложение. Смотри, уведут девчонку. Она же не промах у тебя. Эх, был бы я жив… да помоложе…
— Сириус, ну мы же просто друзья! Она мне как сестра… — для Гарри, видимо, было слишком много потрясений за раз и его мозг не справлялся. Он и Гермиона! С чего это крёстному вообще такое пришло в голову?!
Вместо ответа Блэк, почему-то, расхохотался, а потом с дерзкой мародёрской улыбкой снова устремил взгляд на Гарри.
— Сестра? Да я бы жизнь на кон поставил, что вы влюблены друг в друга, как Джеймс и Лили. Даже сильнее, похоже.
— Но с чего ты…
— Не будь глупцом, Гарри. Может я и мёртв, но толк в амурных делах знаю. Никто никогда не будет тебя любить так, как Гермиона. Я это сразу в ней увидел. Да и ты сам-то… друзья… Горишь рядом с ней, а как нет рядом, твоей Гермионы, так тухнешь…
— Но, Сириус…
Крестный, казалось, не слушал его, а лишь лениво качал головой и продолжал бубнить себе под нос.
— Друзья… послушай, сохатик. Поттеры всегда были смелыми. Давай-ка выкидывай эту чушь про друзей и сестёр из головы и бери своё, пока не поздно. Если бы твой отец рассуждал как ты, то Лили бы вышла замуж за Снейпа, и был бы ты его сыном.
Гарри чуть не закашлял от такого сравнения. Он, конечно, немного поменял своё отношение к профессору зельеварения, но быть сыном того ему точно не хотелось.
— Мне пора, Гарри. А ты давай, не подведи. И чтобы первенца в честь меня назвали! Друзья… — комнату заполнил звенящий мужской смех, изображение стало более расплывчатым, а потом и вовсе исчезло.
— Бродяга! Бродяга, вернись! — Гарри закрыл лицо руками и зарыдал. В нём будто прорвалась какая-то плотина, сдерживающая внутри чувства. — Вернись ко мне!
Но шар оставался прозрачен, а в помещении, кроме Гарри, так никого и не было. Неужели это всё лишь галлюцинация?! И не было никакого Сириуса, и никто с ним не разговаривал… Может, у него просто мозги набекрень, после этой войны? Но слова крестного не выходили из головы.
Он и Гермиона! Джеймс и Лили! Неужели они и вправду так похожи?
Немного успокоившись, Гарри вышел на улицу. Вероятно, он пробыл внутри чуть дольше Лаванды, так как друзья уже разбрелись, и никто не ждал его у шатра. Джинни с Парвати покупали какие-то сладости у соседней палатки. Рон и Симус сражались на странных светящихся палках. Наверное, это тоже был своеобразный аттракцион приезжих артистов. Но сейчас Гарри интересовал один единственный человек, и он усиленно искал её взглядом, пока не увидел в компании местных детишек на противоположной стороне улицы. Она моментально перехватила его взгляд и помахала рукой, призывая к себе. Гарри шагнул вперед. Ещё шаг… и ещё…
«Только не говори, что ты ещё не сделал ей предложение. Смотри, уведут девчонку».
«Никто никогда не будет тебя любить так, как Гермиона».
«Горишь рядом с ней, а как нет рядом, твоей Гермионы, так тухнешь…»
«Если бы твой отец рассуждал как ты, то Лили бы вышла замуж за Снейпа».
Он шёл вперед, а сердце радостно трепетало, словно сбросив с себя железный обруч, сдавливающий его до этого.
Гермиона, нарушившая все правила, чтобы спасти Сириуса.
Гермиона, единственная не усомнившаяся в нём во время Турнира Трёх волшебников.
Гермиона, проводившая сутки в библиотеке, решая его проблемы.
Гермиона, отказавшаяся от родителей и отправившаяся с ним за крестражами.
Гермиона, постоянно рискующая ради него жизнью, понимающая его без слов…
О, Мерлин!
«Ты очень холоден Гарри. Либо ты просто не умеешь любить, либо я не та женщина, которая может разжечь твой огонь», — сказала ему Джинни при расставании. И была права. И он поверил. Только из двух вариантов, поверил в неправильный.
«Я уверена, что ты умеешь любить, Гарри! Ты самый лучший человек, из всех, которых я когда-либо знала».
До подруги оставалось порядка пяти шагов, и Гарри уже отчетливо видел, как она улыбается. Мог разглядеть снежинки в волосах и покрасневшие от мороза щёки, искры в тёплых шоколадных глазах и манящие губы…
Шаг… Сердце, казалось, застучало ещё сильнее…
Второй… Чёрт, кажется у него начали потеть ладони…
Третий… Гриффиндорская храбрость ещё гнала вперед, а по позвоночнику бежал леденящий страх.
Четвёртый… И вот она совсем близко, приоткрывает рот, желая что-то спросить, но Гарри не даёт этого сделать и делает последний шаг, нарушая все личные границы, притягивая её к себе…
Гарри сам не понимает, откуда в нём взялось столько смелости и решительности. Слова Сириуса проникли в мозг, а затем, казалось — в кровь, разбежались по венам, протиснулись в каждую клетку…
— Гермиона, — выдыхает он, любуясь её лицом. — Я люблю тебя.
Карие глаза округляются. И в них Гарри видит целый спектр эмоций: смятение, удивление, надежда…
— Ты выйдешь за меня? — и не в силах больше говорить и дожидаться ответа, он касается её губ. Мягких, податливых, не оказывающих сопротивления. Ему кажется, что даже через все слои одежды он слышит стук её сердца, звучащий в унисон с его собственным. И когда спустя какое-то время её нежные руки скользнули по его плечам и зарылись в волосы, а девичье тело прильнуло к нему ещё сильнее, Гарри понял, что знает ответ. Он уже не сомневался в пророчестве Сириуса, и оно было куда приятнее, чем у Трелони.