Олег тактично не задавал лишних вопросов, поинтересовался только, не спустили ли его с лестницы и пригодилась ли елочка.
— Да. Все сработало.
Лева вдруг почувствовал себя этаким ухарем, ему захотелось небрежно похвастаться вымышленной легкой победой, но Аллегро опередил его, по своей привычке резко сменив тему разговора, “сделав модуляцию”, как он по-музыкальному выражался :
— Я тут на компьютере проверял орфографию в одном тексте, так он мне предложил слово “киллер” заменить на “Шиллер”. Здорово, да? И спрашивает, заменять или добавить незнакомое слово в свой словарь. Проблема прямо-таки философская.
Они еще немного поболтали, но стали мерзнуть промокшие ноги, поздравили друг друга с наступающим и расстались до будущего года.
Вернувшись с собачьей прогулки, проклиная погоду, но уже абсолютно протрезвев, Лева подумал, что все-таки надо позвонить Ольге. А с чем? Предлагать помощь как-то нечего — всем вчера обеспечил, спрашивать, как нога — фальшиво, что, собственно говоря, могло измениться за сутки. Ситуация себя исчерпала. Хотя Лева и собирался занести в итоги года это знакомство, но лишь как курьез, первый прорыв одиночества. Так он сидел, задумавшись, перед телефоном, пока не вздрогнул от резкого междугороднего звонка:
— Слушай, я знаю, что виноват, но, сам знаешь, так бывает, ты уж меня прости…
Голос был явно пьяный, слышно было плохо, и Лева никак не мог понять, кто и за что так исступленно молит о прощении.
— Тут такие люди, надо уважить, просят остаться на Новый год, ты уж потерпи еще пару дней, она же собачка смирная…
Вот это кто! И вдруг Лева совершенно неожиданно для себя прямо-таки взвыл дурным голосом:
— Вышвырну на улицу!
А хозяин безвинной твари, почему-то резко разделяя слова и на каждом делая ударение, убежденно отчеканил:
— Не верю.
И повесил трубку.
12
Нельзя сказать, что все ее бросили. Звонили, сокрушались, давали советы, искренне пытались придумать, кто бы мог ее захватить на машине. Но у Ольги не было никакого желания ехать калекой в веселую компанию. Часа в два ночи всем захочется проветриться, будут валяться в снегу (благо, погода сжалилась и в последний момент, как манну небесную, выдала приличную его порцию), дурачиться, взрывать петарды, а она останется в одиночестве или, того хуже, в обществе кого-то из перебравших мужиков и, ковыляя вокруг руин праздничного стола, станет пытаться придать ему сносный вид. Нет, она приговорена быть дома. Ничего страшного, в конце-то концов, всего лишь предрассудок. Правда, у нее даже шампанского нет, хотя она все равно открыть бутылку не сумела бы. Так что выпьет в полночь вонючей дешевой водки, купленной для компрессов, включит телевизор и сольется со всей страной. Люди смотрят одно и то же и делаются как бы знакомыми, если не родственниками. Как в анекдоте: “Куда вы поедете отдыхать?” — “В Санта Барбару.” — “Почему туда?” — “Так я же там всех знаю”.
Еще утром она обнаружила, что от мыла остался тоненький лепесток, налила в мыльницу шампунь, вымыла руки. А если бы она сломала ногу и села дома надолго? Нет никого, кто купил бы это несчастное мыло не в виде одолжения, любезности или по дружбе, а просто как нечто само собой разумеющееся: “И не забудь купить мыло”. Это и называется одиночеством. Вот няня прожила, как она говорила, “одиноческую жизнь”, но всегда была Оля, которую та с гордостью называла “моя воспитанница”. Взять, что ли, девочку из детского дома? Но едва ли она сможет полюбить чужое по рождению и воспитанию существо. А может, родить ребенка? Подумаешь, тридцать пять лет. Но страшновато, мало ли что с ней, Ольгой, случится, а девочка (почему-то Оле не приходило в голову, что родиться мог бы и мальчик)… Не могла она, сирота, так рисковать. Но ведь где-то будет же отец. Хотя одной, конечно, трудно, вон, Лера практически спихнула дочь на бабушку. Кстати, надо бы позвонить, нехорошо с Лерой получилось.
Ольга пыталась сибаритствовать, взяла книжку, устроилась под пледом на диване — не читалось. Потом немного подремала, но разбудил звонок с работы, порадовали, что отвалили большую новогоднюю премию, спрашивали, не прислать ли с курьером, сетовали, де, без нее праздник не праздник.