Досадуя на свою торопливую неловкость, Лева кинулся поднимать женщину, бормоча извинения и чувствуя жар вспыхнувших ушей и щек. Но она не вставала, наоборот, все сильнее прижималась к полу, а толпа, увидев хлопочущего над ней Леву и, стало быть, маловероятность скандала, вмиг сделалась безучастной и продолжила движение, заботливо обтекая место происшествия. “Кости она переломала, что ли?” — с отчаянием подумал Лева, не оставляя попыток подхватить женщину под руку. Наверное, все это продолжалось минуту-другую, не больше, но им обоим казалось, что прошла вечность, пока она, осторожно ощупав пакет и убедившись, что ничего не разбито, сначала встала на одно колено, а затем поднялась на ноги так грузно и с трудом, что он удивился, увидев стройную и миловидную женщину, отряхивающую пальто и поправляющую съехавшую набок вязаную шапочку.
— Ради Бога, простите, я очень тороплюсь, и вот… Вы не ушиблись, надеюсь?
— Торопиться — это счастье, — отозвалась Оля, вроде бы впопад, но вовсе не отвечая ему.
— Совсем не обязательно, — Лева очень обрадовался, что получается что-то наподобие разговора, надо же оправдаться, — торопиться можно как по приятному, так и неприятному делу.
Она засмеялась, потом беззвучно затряслась и уже через мгновение рыдала, выталкивая слезами тоску, досаду на себя и на весь мир .
Они так и стояли посреди мраморного тоннеля, шагов через двадцать он разделялся на два рукава, чтобы еще через пятьдесят опять слиться в один и перейти в эскалаторы — нелепое архитектурное излишество, каких немало в московском метро. Лева взглянул на часы: жена со своей болезненной пунктуальностью, вероятно, уже подходила к казенному дому. “Или казенный дом — только тюрьма, а загс — нет?” — какие-то идиотские соображения лезли в голову, можно было идти, в конце концов, эта дамочка плачет явно не оттого, что ушиблась, но как-то было неловко.
— Успокойтесь, пожалуйста, ведь ничего страшного не случилось, — он говорил, ненавидя себя за то, что опаздывал, за то, что мямля…
Слезы еще душили ее, но глаза зажглись яростью.
— Не случилось?! Я сирота, понимаете, сирота!
И, не дожидаясь его реакции, выкрикнула что-то совсем уж несуразное:
— Я плачу пятый раз в жизни!
Новый поток слез, рыдания, переходящие в истерику…
Лева понял, что этому необходимо положить конец. Он решительно взял женщину под руку, и она неожиданно покорно пошла с ним по коридору, продолжая плакать, но уже тише, поднялась по эскалатору, вышла на платформу и села на скамейку, к которой он ее подвел.
— Простите меня, но я везу на кладбище прах отца. Простите, вы не виноваты, просто это была последняя капля.
— Нет, это вы простите меня еще раз. Примите мои соболезнования. Homo totiens moritur quotiens amittit suos.
Все становилось нелепее с каждой минутой, с каждым сказанным словом. Что это он расфиглярствовался, что вдруг за нелепая латынь, которой он не знал, хотя и любил почитывать “Словарь крылатых латинских выражений” и щеголять в компании между первой и второй рюмкой.
— Что это значит?
— Человек умирает столько раз, сколько он теряет близких.
— Это правда.
— Извините, но я очень спешу, я опаздываю в загс, на развод.
Зачем он и это сказал, было непонятно, но она внимательно в первый раз взглянула на него. И вспомнила одно из шутливых житейских правил, которые они с друзьями придумывали год назад к юбилею шефа: “На каждое рефлекторное “нельзя”, задайся вопросом: “А собственно говоря, почему?”. Она полезла в сумочку и достала из маленького кармашка визитную карточку. Их фирма только что осчастливила этими картонными прямоугольничками всех сотрудников, и Оле было приятно впервые небрежно вынуть карточку и протянуть незнакомцу.
— Если захотите рассказать про свой бракоразводный процесс.
— Меня зовут Лева. Я старший научный сотрудник. Я работаю в НИИ социальных проблем.
Почему-то он говорил короткими, простыми, казенными фразами, больше всего похожими на первые уроки в учебниках иностранного языка, тема: “Знакомство”.
— Идите, Лева, вы опаздываете.
Он пожал теплую ладонь и, буркнув какое-то прощание, опрометью помчался к поезду, подошедшему к противоположной платформе.
3
Все-таки дурные примеры действительно заразительны. Какая, если вдуматься, глупость и пошлость повесить в сортире огромный календарь, причем совершенно безразлично, будет ли над цифрами репродукция Джоконды, полуголая девица, подмосковный пейзаж или отчего-то так популярные кокетливые японки. Люди хотят ориентироваться во времени, что же в том худого, а иного места в квартире не находится. И другого календаря в доме нет. Так что нечего яриться. В конце концов само помещение — укромное, а если ты, гость, туда зашел, то нечего глазеть по стенам. Но взгляд невольно уперся в разноцветные галочки. Год заканчивался, поэтому комплект был почти полон. Организм у хозяйки работает неплохо. Хотя вот в марте волновалась неделю, не меньше, а в сентябре так трепыхалась, всех подружек, поди, обзвонила, все варианты попередумала, а уж как на очередного бедного возлюбленного рычала… Нет, это совершенно непереносимый интим, так нельзя. И многолетняя зависимость, непонятная, необъяснимая, так тяготившая Олю, вдруг враз окончилась, тиски разжались, и она не то что приняла решение, а просто констатировала: “Я больше сюда никогда не приду. Я здесь в последний раз”.