Выбрать главу

— … не понимаю, как так можно, правда?

Оля совершенно не намерена была вступать в объяснения, собственно говоря, у нее вообще не было никаких намерений, только невесть откуда взявшееся знание.

— Вот увидишь, она и последнего лишится.

Оля не слышала, кто такая “она”, и не представляла себе, что осталось у “нее” “последнего”, однако прореагировала.

— Ты у нас известная Кассандра местного значения.

— Это уже было — “Леди Макбет Мценского уезда”.

— Для начитанных людей вообще все уже было.

Разговор, если его можно было так назвать, увял вконец, Оля с облегчением встала, произнесла что-то малозначащее и дежурное, облачилась в дубленку, как в доспехи, укутала свое слабое, вечно саднящее горло и будто не в последний раз вышла из знакомого подъезда. Снег забивался в глаза, и только одинокие силуэты людей нарушали цельность белой тьмы, но сквозь сплошную пелену Оле виделись порхающие цветные галочки с календаря, и по дороге к метро она трижды, как заклинание, повторила: “Я больше никогда сюда не приду”.

4

До Нового года оставалось меньше недели. И хотя Лева не относился к людям мистического склада, этот рубеж он всегда воспринимал как пусть невидимую, но совершенно реальную черту, за которой должна, просто обязана наступать какая-то новая жизнь, а если этого не происходит, ты сам виноват. Сейчас отовсюду только и слышались разговоры о новом веке, тысячелетии, самым модным словом стал ранее мало кому понятный “миллениум”, и массы охватила страсть к подведению итогов. А у Левы давным-давно был тайный ритуал: в конце года он составлял реестр своих достижений. Сведения там содержались довольно пестрые — от опубликованных статей до семейных побед: “Настоял, чтобы Таня поехала со мной к маме в больницу в знак примирения” (самое смешное, что три года спустя Лева мучительно пытался вспомнить, что за ссора была у жены с его мамой, если ей нашлось место в недлинном списке успехов, — невестка и свекровь были на удивление дружны). Отмечались и события глубоко личные, даже интимные: “Приучился сам стирать белье и рубашки и менять каждый день”. Естественно, все это никак не предназначалось для посторонних глаз, а потому листочки годами хранились в толстом статистическом справочнике, куда никто кроме него не заглядывал. Когда же в институте, наконец, нашлись деньги на покупку компьютеров, Лева первым делом перепечатал их и уничтожил, а дискету безбоязненно положил в ящик письменного стола. Драгоценная дискетка была одной из немногих вещей, взятых им при уходе из дома. Недавно, намеренно засидевшись на работе, Лева перечел свою летопись и испытал, прямо сказать, противоречивые чувства: с одной стороны, не то чтобы жизнь прошла зря, с другой — на данный момент он явно был у разбитого корыта. Ни семьи, ни квартиры, полуссора с родителями, напрочь не желавшими признать необходимость развода, и самое главное — мучительные размышления, куда этот развод занести: место ли ему в перечне удач. Если эта перемена во благо, ее грех ставить в ряд с чем бы то ни было, надо просто за отчетный год и записать одно слово. А если ошибка?

Вообще же за время своего одиночества Лева понял, как мало они с женой успели накопить общих ритуалов и обрядов, в отличие, например, от его родителей, которые настолько были замкнуты друг на друге, что понимали не только без слов, но порой, казалось, и раньше, чем другой успел подумать. Дело здесь, конечно же, было не в супружеском стаже. Их с Таней брак тянулся восемь лет — срок в общем-то огромный. В силу математического склада ума, привычки к решению логических задач и профессионального взгляда на факты как на нечто, подлежащее непременной систематизации, классификации и переводу в проценты, он машинально прикинул, что при среднеевропейской продолжительности жизни в 75 лет и за вычетом детства и ранней юности это составляет процентов пятнадцать. Зачем-то взял ручку и пересчитал: семьдесят пять минус восемнадцать будет пятьдесят семь, стало быть, восемь лет составят четырнадцать с небольшими десятыми. А кто сказал, что он проживет столько?… А если он умрет завтра? В России печальная статистика обозначила средний срок мужской жизни в 58 лет… Нехитрый подсчет показал, что из прожитых на сегодня взрослых лет — тридцать шесть минус восемнадцать равно восемнадцать (Лева поежился: выходит, взрослая жизнь сравнялась с “предварительной”) — восемь лет супружества составили сорок четыре процента, без малого полжизни. “Жили в квартире сорок четыре сорок четыре веселых чижа”. Нет, не то. “В четверг четвертого числа четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж. Черезвычайно чисто”.