- Слушай, - не глядя на Артёма, спросил он. – Может тебе этого хватит?
Васильков встал и, пошатываясь, пошёл в коридор.
- Завтра приду. К восьми, - выкрикнул он из прихожей, и Витя исполнил «рука-лицо».
Надо же, на настенных часах было 20:12, а показалось, что прошло несколько часов.
- Ты сам-то до дома дойдёшь? – на автомате спросил Виктор отчаливающего, и тут же осёкся.
«Ты что, ещё провожать его пойдёшь, мудила?» - удивился он сам на себя и покачал головой.
- Дойду, - успокоил его Артём и добавил: - Я сброшу смс из дома.
- Что? – не поверил своим ушам Виктор, но дверь уже захлопнулась.
Блядь, у него ещё и номер его есть! Хотя, по сравнению с фотографиями его члена, телефон – это фигня.
Витя никак не мог уснуть. Стоило закрыть глаза, как все эти шальные вечерние поцелуи тут же всплывали в сознании, и становилось невозможно стыдно и страшно. Он боялся последствий, боялся за свою расшатавшуюся за два дня психику, за свои неожиданные реакции. То, что под конец он вошёл во вкус, нельзя было игнорировать, но что думать об этом, Витя не знал. Надо было что-то с этим всем делать. Самое простое – это выполнить всё, что хочет Артём и уволиться к хуям из школы. И покинуть страну. Да, это будет самое простое. С этой установкой Витя заснул, решив, что насчёт страны определится завтра.
Открытая смс на погасшем экране лежащего рядом с подушкой телефона кратко сообщала: «Целую».
Глава III
На следующий день в школе Вите показалось, что он провалился во времени и вернулся в отрочество. Артём стрелял в него глазами из-за разных углов, томно глядел из приоткрытой раздевалки, прижимаясь к вешалкам, и даже один раз подмигнул, скрываясь за дверью туалета. Виктор шёл пятнами, гневно двигал массивной челюстью, а к третьей перемене у него начал дёргаться левый глаз. Самое жуткое было то, что у Вити было ощущение, что это именно он, Витя, виноват в этом безобразии. Как будто он сам поцеловал романтичную особу, а та теперь изливала на него свою безудержную подростковую страсть. Артём был такой взбудораженно-счастливый, что на него даже невозможно было злиться. Что с него взять, с очумелого? Дитя неразумное. А вот со взрослого Виктора другой спрос. Кое-как досидев до вечера, Витя уехал в институт, но и тут Васильков не давал ему скучать. Он присылал на телефон какие-то смайлики, спрашивал «чё делаш?», а потом вообще попросил «возвращаться скорей». В общем, пока этот малахольный не побежал выбирать им кольца, надо было сегодня же поговорить с ним и убедить прекратить все эти игры. В конце концов, кто из них взрослый?
Васильков пришёл ровно к восьми. С фонариком. Виктор открыл дверь с максимально педагогическим лицом, пропустил его в прихожую и подвинул под ноги тапки. Артём привычно стрекотал про снег на улице, про увиденную сегодня аварию и про сериал о вампирах. Виктор уверенно пошёл на кухню, чтобы предложить гостю взрослую беседу за чашкой чая, но как только он повернулся к Артёму лицом, тот напрыгнул на него, как медведь на ёлку. Васильков обвил остолбеневшего Виктора руками и ногами, пытаясь присосаться к нему по-французски. Уворачиваясь от настырных губ, тот не мог сообразить, что делать с этим довеском, и крутился вокруг своей оси, не зная, куда его сгрузить. Решив, что на маленькой кухне девать его некуда, понёс его в залу, поддерживая под тощую задницу, чтоб не загремел на пол. Донеся груз до дивана, Витя наклонился, пытаясь уложить Артёма на спину, но тот дёрнул его к себе, и он, не удержавшись на ногах, упал на Василькова сверху. Вот и поговорили, блядь. Хорошо, что разобрались, итить твою в качель! Витя упёрся локтями в диван, пытаясь оторваться от прицепившейся к нему маленькой пиявки, но Васильков показывал хорошую физподготовку и держался своими тонкими ножками и ручками насмерть.
- Артём! Да отпусти ты, давай поговорим! – умоляюще выкрикнул Витя, борясь со школьником.
Васильков перестал его тискать и с неохотой разомкнул свои конечности. Помятый и взъерошенный, Витя одёрнул футболку и отодвинулся от сластолюбца.
- Слушай, это надо прекращать. Погоди! – он поднял руку, пресекая поток возражений. – Послушай меня, Артём, послушай. – Он откашлялся, сложил руки в замок. - Я уверен, что ты хороший мальчик, просто ты… запутался. Я думаю, тебе просто хочется быть взрослым, сильным, и я тебе нравлюсь лишь потому, что ты хочешь быть таким же, как я.
«Скромности тебе не занимать», - заметил Витин внутренний голос. «Завали, падла», - парировал Виктор.
- И вот это своё восхищение, - воодушевлённо продолжал школьный охранник. – ты принял за влюблённость. Понимаешь?
- Раздевайтесь, - подытожил Васильков.
- Да. Что?!
Виктор уставился на Артёма, а тот уселся в позу лотоса и повторил:
- Раздевайтесь. Брюки можете оставить.
Виктор сузил глаза и сжал кулаки. От его недавнего благодушия и невозмутимости не осталось и следа.
- Да пошёл ты!
Артём свёл брови домиком, будто искренне не понимая причину такого хамства. Того гляди, заплачет!
- Ну, Виктор! – с обидой в голосе протянул "обиженка". - Мы же с вами договаривались! Я у мамы отпросился! Она всё допытывается, куда я хожу на ночь глядя, а я не говорю…
Витя выдохнул, качая головой.
- Далеко пойдёшь… - он смотрел в пол, осознавая своё полное фиаско. Слишком поспешно он принял Артёма за влюблённого подростка и попытался им покрутить. Тот просчитывает все жалкие Витины манёвры на раз-два.
Васильков спустил ноги с дивана и подвинулся поближе. Витя оглядывал его лицо, пытаясь понять, где у этого цыплёнка тормоза. Где тот предел, до которого он готов дойти и утащить его, Витю, с собой? Как он не боится загонять такого здорового лба в угол? Где у него чувство самосохранения? Хотя у психов оно отсутствует.
Артём привстал с дивана и, не отрывая глаз от Витиного лица, потянул вверх края его футболки. Когда она задралась до груди, Виктор, поборовшись с секунду с неизбежностью, поднял-таки руки и позволил стянуть с себя футболку через голову. Васильков отбросил её на спинку дивана и сел рядом, оглядывая Витин голый торс. Тот заозирался, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться взглядом, только бы не видеть этого бесстыжего, изучающего выражения лица. Витя чувствовал себя манекеном в классе биологии. Артём водил головой, словно читал что-то на его широкой груди, опускаясь к накачанному животу и поднимаясь вверх, к шее. Тишина в комнате была практически невыносимой.
- Я вас потрогаю, - предупредил Васильков и поднял руку.
Виктор весь напрягся и часто задышал. За эти несколько секунд ожидания чужого прикосновения ему показалось, что половина жизненного запаса его нервных клеток приказала долго жить. Снова начал дёргаться глаз. Прохладные пальцы провели по его ключице, сначала по левой, а потом перескочили на правую. Артём аккуратно прощупал Витину грудную мышцу и спустился пальцем к соску. Виктор закрыл глаза, чувствуя, как краснеет. Удерживать себя, чтобы не угандошить этого рукоблуда на месте, было очень тяжело. Артём вдруг оторвался от его груди и погладил по скуле, затем по брови, провёл по шраму на правой щеке, обрисовал губы. Витя всё еще не открывал глаз, с удивлением понимая, что он почему-то успокаивается. Видимо, у нервной системы тоже есть температура плавления. Артём провёл пальцем по второй Витиной брови, заметно нажимая, и глаз вдруг перестал дёргаться. Артём разгладил его лоб, запуская пальцы в волосы, будто сдвигая кожу к затылку. Это расслабляло. Ладонь прошлась по шее, по плечу. Артём ощупывал его, словно слепой. Провёл раскрытой ладонью по груди и закружил пальцем вокруг соска. Витя уже не смог бы открыть глаза, даже если бы хотел. Ему было стыдно и, вместе с тем, очень приятно. От прикосновений пошли мурашки, словно круги по воде. Сосок скукожился и затвердел. Судя по ощущениям, Артём сложил пальцы в фигуру «для посолить» и закрутил сосок между ними. Виктор охнул и подался вперёд. Инстинкты заставляли его прижать к себе того, кто его ласкал. Сейчас, с закрытыми глазами, Васильков ощущался как пара, как партнёр. Он с отчаянием осознавал, что начал включаться, отзываться. Видимо, Артём приблизил к его груди лицо – почувствовалось тёплое дыхание на коже. Виктор вздрогнул, когда широкий влажный язык прошёлся по его соску, вдавливая его внутрь, а тот тут же выскакивал обратно. Чужое дыхание то холодило мокрую кожу – на вдохе, то согревало – на выдохе. Витя упрямо не открывал глаза, сжимая и разжимая кулаки. Губы накрыли его сосок тёплым куполом и с влажным писком засосали в рот. Сладкая боль продёрнула до зашевелившегося члена. Рот отвалился от Витиной груди с чмоканьем.