Большая часть людей с булимией говорила о резких переменах в самоощущении в чувствах, мыслях и действиях; будто в них по очереди вселялись души разных людей. Приходилось слышать такие жалобы: «Я превращаюсь из собранного профи в потерянного ребенка, в разъяренную суку, в бесчувственную жрущую машину с одной извилиной в голове и все это в течение 10 минут. Понятия не имею, кто из них на самом деле «Я», но кто бы это ни был, я себя в таком состоянии ненавижу». Просьба терапевта всмотреться в себя пристальнее, казалось, помогала клиентам разобрать путаницу из внутренних голосов на группы сущностей, которые они называли частями. «Эта часть меня как ребенок, а эта часть повзрослее, но более упрямая». Многие субличности могут не вызывать у них симпатии, но каким-то образом само различение частей позволяло меньше их бояться и не переполняться чувствами. Становилось видно, что только часть из них «дошла» до каких-то крайних мыслей и переживаний, сама их сущность не в этом.
ЗАДАВАЯ ВОПРОСЫ
Поскольку для исследования случая Салли у меня не было концептуальной схемы, много сессий подряд я занимался с нею и другими клиентами тем, что просто задавал вопросы об участниках этих внутренних бесед. Какие они, на кого похожи? Как они уживаются друг с другом? Кого из них клиент любит и слушает, а кого они ненавидят, боятся или стараются игнорировать? Углубляясь в эти вопросы, я поймал себя на ощущении чего-то знакомого. Будто я опять, как семейный терапевт, расспрашиваю одного члена семьи о других. Получалось, что у каждой субличности есть определенный характер, дополненный уникальными желаниями, манерой общения и темпераментом. Кроме того, части взаимодействовали как конфликтующие члены семьи, попеременно защищая и отвлекая, создавая альянсы и воюя друг с другом.
Чем больше я узнавал об этих «внутренних семьях» Салли и других клиентов, тем больше меня занимал вопрос: а можно ли применить к внутренним семьям те же принципы и техники, которые, будучи выведены из системного подхода, сделали такой понятной и эффективной работу с обычными семьями? Я решил попробовать распространить эти принципы и практические приемы к тому, что классики системного подхода считали непроницаемым «черным ящиком» психики.
МНОГИЕ В ОДНОМ
Кто я из тех, кем я являюсь, какой из множества голосов внутри меня зазвучит громче? Кто, или как, это будет? Какая часть меня решает?
Дуглас Хофштадтер (Douglas Hofstadter, 1986, р. 782)
Идея множественности предполагает, что каждый из нас содержит много психик. «Голосами» Салли говорили разные личности, каждая из которых обладала определенной степенью свободы, то есть Салли не контролировала их слова и действия. Даже после моего первого опыта знакомства с «голосами» клиентов с булимией мне понадобилось время, чтобы освоиться с такой моделью психики — настолько она отличалась от нашего привычного взгляда на самих себя, и сам контекст, задаваемый нашим языком, предполагает «монолитную» психику. О клиентах мы говорим «эмоционально зависимый», «агрессивный», «опекающий», «сверхвключенный» так, будто можно охватить сущность человека одним-двумя словами. Того, кто переключился на множественную парадигму, гнетут простые описания и диагностические категории, под которые подгоняются мысли, чувства или сама человеческая сущность.
ВСЛУШАВШИСЬ В СОКРОВЕННОЕ
В течение дня мы регулярно переходим от личности к личности. Процесс для большинства из нас быстрый и плавный, что даже слов, которые годились бы для описания этого процесса, в нашем словаре не находится; мы практически не отслеживаем, как идут дела в этом «внутреннем сообществе». Для терапевта, работающего с семь-
ей, всегда существует риск увлечься содержанием слов клиентов и оставить без внимания сам коммуникативный паттерн. Точно так же мы можем отмечать мысли, приходящие в голову, но вряд ли скажем, к текстам какой из раз за разом пытающихся внутри нас договориться сторон они относятся. Мы способны одновременно поддерживать несколько таких своеобразных «диалогов». Более того, внутреннее «общение» может происходить на разных «языках», где вместо слов очень специфические личные образы и телесные ощущения.