Сколько Нина помнит себя, ее родители постоянно воевали друг с другом. После каждой ссоры мать жаловалась детям (тому ребенку, кто оказывался в этот момент под рукой), что она не уходит от мужа только ради них, детей. Главным доверенным лицом и основным слушателем была сестра Нины, сама Нина старалась избегать участия в этих разговорах, но иногда оказывалась вовлеченной и тогда выступала на стороне отца.
Едва поступив в колледж и начав встречаться с молодыми людьми, Нина влюбилась в Тома. Он был семью годами старше Нины и грек по национальности два качества, которые гарантировали непринятие Тома ее родителями. Тем не менее, он был первым человеком, который, похоже, по-настоящему ею заинтересовался. Благодаря его поддержке, после окончания колледжа Нина нашла работу на полный рабочий день и переехала в собственную квартиру, тайком перевезя свои вещи, пока родители уехали за город на выходные. Их реакция превзошла даже худшие ее опасения. Отец воспринял уход дочери как личное оскорбление: если дочь покидает родительский дом до замужества, это может означать только две вещи: либо она не может выносить родителей, либо они не способны содержать ее. Он чувствовал себя брошенным и отказывался говорить с ней. К этому времени ее сестра развелась с мужем и, в отличие от Нины (и очень похоже на мать), растолстела. Сестра поспешила использовать возможность передать кому-нибудь собственную роль «позора семьи», активно возмущаясь тем, что Нина «сделала с родителями», переехав от них. Нина стала изгоем в семье, и знала, что мать и сестра проводят часы напролет, критикуя ее.
После года независимой жизни Нина вышла замуж за Тома. Вдовствующая мать Тома заменила ей родню. Нина стала зависимой от Тома и его матери во всем такое положение вещей Том полностью поддерживал. Ему нравилось, что она полагается на него. Через девять месяцев после женитьбы Том заболел раком. Два года до его смерти Нина отдавала буквально все силы поддержке и борьбе за его жизнь. Перспектива жизни без Тома приводила ее в ужас, но она старалась не показывать этого ни ему, ни его матери. Для нее было сильным шоком и обидой то, что родители и брат с сестрой продолжали сохранять дистанцию с ней, несмотря на критическое положение, хотя она никогда не просила никого из них о помощи. После смерти Тома ей стало обидно, что муж поощрял такую сильную зависимость, а теперь оставил ее, но она чувствовала себя ужасно виноватой и эгоистичной, потому что позволяла подобным мыслям появиться.
ОБСТАНОВКА НА МОМЕНТ НАЧАЛА ТЕРАПИИ
Нина старалась заполнить все свое время работой она работала инструктором в фитнес-центре, и помногу тренировалась сама. Казалось, стоит ей ненадолго остановиться и депрессия охватит ее. Свекровь продолжала оплакивать и вспоминать умершего сына, Нина чувствовала себя обязанной продолжать утешать ее, навещая раз или два в неделю. Единственное, что Нина отказывалась делать это сопровождать мать Тома на кладбище: боялась, что может не справиться с собой и не сможет удержать видимость самообладания. То есть она отчаянно пыталась отгородиться от мыслей о собственной утрате, но об этом постоянно напоминала свекровь. При ней Нина старалась быть сильной и бесстрастной, несмотря на переполняющее чувство отчаяния.
Слушая историю Нины, я начал расспрашивать о частях ее личности, которые приводились в действие такими отношениями с родителями и свекровью. Я спросил, какой ей хотелось бы быть снаружи и изнутри. Я также спросил, насколько блокирующими были эти внутренние и внешние отношения. Нине казалось, что ее страх обременить свекровь накладывает на ее жизнь самые значительные ограничения, но она больше связывала этот страх с самой собой, чем с поведением свекрови. Я решил прислушаться к ее отказу привлекать в терапию свекровь и в данный момент работать с Ниной индивидуально; мы договорились, что в случае необходимости можно будет пригласить кого-то еще.
Я был уверен в этом решении частично из-за того, что, как мне казалось, в жизни Нины было достаточно места для ее изменений, и не было необходимости затрагивать сильно реагирующих людей, от которых она зависит. В отличие от многих более молодых и более зависимых клиентов, Нина не была сильно вовлечена в семейный контекст, который постоянно активизировал бы ее внутренние части или который мог бы оказаться под угрозой, начни она становиться сильнее. Она была финансово независима. Она жила одна, изредка виделась со своей семьей и больше не была вовлечена в повторяющиеся взаимодействия с родителями и другими детьми в качестве защитницы. Хотя ее визиты к свекрови обычно ее расстраивали, но их периодичность можно было распланировать в соответствии с ходом нашей работы. Она ни с кем не боролась за власть и вообще не была включена во взаимодействия, которые могли бы поддерживать симптом (кроме отношений с самой собой). Она была уверена, что никто, кроме нее, не знает о булимии. Самые серьезные препятствия, по ее ощущениям, находились во внутренней системе, и мы начали с этого уровня.