— Что из себя представляет ассоциация? Я впервые о ней слышу, если честно, — я почесал лоб в смущении и аккуратно спросил у Саймона о том, насколько велика мощь этой странной организации, в которую входят самые лучшие алхимики всего мира.
— Я сам мало чего знаю, ведь члены ассоциации не распространяются о внутренних делах организации, но одно могу сказать точно, — Саймон почему-то начал нервничать, скорее всего, это связано с воспоминаниями об упущенных возможностях и том, что уже никогда не вернуть… Трясущимися руками он достал новую сигару и снова начал пускать дым кольцами. Успокоившись, толстяк продолжил: — Нет ни одной силы, которая смогла бы повлиять как-то на ассоциацию. Хоть император, да хоть все великие семьи вместе взятые. Они сохраняют непоколебимый нейтралитет и не вмешиваются в мирские дела… Ха-ха-ха, копируют поведение истинного мира практиков. Да, как-то так… Ладно, теперь начинается самое интересное, — Саймон загадочно улыбнулся и встал со стула, он подошёл к тумбочке, где лежит белый листок, и, схватив его, бегло прошёлся по нему глазами.
— Сколько сделал?
— Всё выполнил, как и было указано, — я тоже встал со стула и подошёл к нему поближе, пытаясь украдкой посмотреть на список. Сам не знаю, зачем это делаю, думаю, со стороны это выглядит несколько странно.
— Че брешешь-то? Да я сам бы кони двинул, выполняя весь перечень… — он не поверил моим словам, поэтому я, смущённо улыбнувшись, начал рассказывать ему абсолютно всё, что сделал. С каждым предложением и указанием места, где находится то, что нужно было подготовить, глаза мужчины выпучивались. Сам он застыл в немом шоке и не реагировал никак на то, что я ему говорил.
— Это всё не так сложно было подготовить, но я не использовал свою небесную силу, есть небольшая проблемка в данный момент, и пока непонятно, как её решить. Не думаю, что в ближайшее время смогу пользоваться инструментами так, как ты говорил, — это действительно было не так сложно, просто если бы не ограничение в пару-тройку часов, я бы вообще не вспотел даже. Не совсем понимаю, о чём так переживает Саймон, ведь после того, как я рапортовал о проделанной работе, он с хмурым лицом начал всё тщательно проверять.
— Какого дьявола ты сделал⁈ — он с ошеломлённым лицом бегал от одной полки к другой, раскрывал каждый флакон, вообще не обращая внимания на то, что не облачился в униформу. Мне, если честно, было больно смотреть на это, ведь таким небрежным отношением к ингредиентам он в каком-то смысле сводит всю проделанную мной работу на нет, — Это хрень какая-то, идеальный срез, выверенная подготовка каждого ингредиента… Я не верю… Это дьявольщина какая-то. Как? — он опустил руки и с бледным лицом посмотрел на меня. Из него будто бы высосали всю душу, — Два часа… Меня не было каких-то крохотных два часа, Алекс, зачем ты так со мной? — он в прямом смысле этого слова был готов расплакаться прямо на моих глазах.
— Я уже наловчился в приготовлении лекарственных трав, имею богатый опыт, и дело не только в обилии теории, — я покачал головой и крепко сжал кулак, прямо до хруста, который мгновенно заполнил всё пространство небольшой лаборатории, — Не забывай, Саймон, я практик, причём очень сильный.
— Если не секрет, на какой стадии мёртвой плоти ты сейчас находишься? — он прищурил глаза и смерил меня взглядом.
— Это не секрет, на пике десятой стадии, — опустил руку и спокойно ответил ему взглядом.
— Да пошёл ты к чёртовой матери, ублюдок! — он начал тыкать в меня пальцем, — У старика слабое сердце, зачем ты ранишь его раз за разом⁈ Двенадцатилетний молокосос на пике десятой стадии, с невероятным талантом в алхимии, святые сигары, как мне теперь жить в этом гнилом мире? — он разочарованно покачал головой, осторожно вернул каждую баночку на место и вернулся на своё место, замолчав.
Я уже видел подобную реакцию, в своё время Байер отреагировал примерно так же… Нужно как-то решить эту проблему, нельзя, чтобы услышанное Саймоном как-то подействовало на него в негативном ключе.
— Ха-ха-ха, толку от таланта, если в голове ноль? — я рассмеялся и покачал головой, — Ты получил то, к чему я буду стремиться, и не факт, что достигну. Опыт, знания и набитая рука, а также блестящий ум, зря ты так, Саймон, ой зря. Сейчас ты ранишь моё хрупкое сердце молокососа.
— Ха-ха-ха, на язык ты хорош, ничего не скажу, но я не тупой, чтобы не понимать разницы. Мне тридцать семь, скоро помирать, а ты молод, и вся жизнь впереди, к тому же ты практик, нет, не просто практик, а самый настоящий гений. Я не нюни развешиваю на плетёные верёвки, а мягко намекаю тебе, что скоро тебе придётся ой как несладко, — он вдруг улыбнулся и сверкнул своими мелкими глазёнками.