— Не пускают? Так она её чуть волоком не выволокла! — усмехнулся Лобзик. — Мати, ты как, в норме?
Девочка мотнула головой, а Иринка полезла на коленки, силясь выглянуть наружу; Мати никак не реагировала, по всему, впечатлений ещё до залаза набралась выше крыши.
— Хрен редьки не слаще, — зачем-то сказал Гнус, закуривая. — А чем этот ботаник занимается? Я слышал, ИИ?
— Чё за хрень? — Стил дёрнул Иринку за подол платья; мелкая чуть не чебурахнулась с втыкающей Мати.
Мати наконец образумилась, отшвырнула расчёску; спешно крутила ручку стеклоподъёмника, словно снаружи распылили штамм сибирской язвы или бубонной чумы. Ирка кое-как вскарабкалась на сиденье, надулась. Стил чесал репу, явно не понимая, свидетелем чего стал.
— ИИ — искусственный интеллект, — пояснил Димка, на всякий случай, наблюдая за выворачивающей на проезжую часть «пожаркой». «Кряколка» заливалась на всю округу, только что небо не дребезжало в унисон.
— Типа, как Дэвид в киношке у Спилберга? — уточнила Мати.
— Хм… чокнутая, — покачал головой Гнус, за что тут же получил по шее. — Всегда пожалуйста…
— Дебил! — Мати трясла отбитой ладонью, а Иринка рядом дурашливо примерялась для повторного удара — типа, я тоже могу долбануть, если очень попросите.
— Скорее уж, как «Алиса» из приложения «Яндекса», — задумчиво проговорил Димка. — Не думаю, что Сергею Сергеевичу под силу воплотить в жизнь замысел Спилберга.
— Что за Алиса такая? — спросил Лобзик, заново въезжая во двор. — Которая из зазеркалья?
— Мозги на задней парте оставил? — Мати покрутила пальцем у виска. — «Алиса» — это голосовой помощник для «Виндовс».
— Ага, — подхватил Димка. — С этой штукой, кстати, очень удобно! Она умеет запускать программы и включать музыку, найдёт нужную папку на компьютере или ответ в интернете, если нужно — усыпит или выключит компьютер. А ещё с Алисой можно просто поговорить по душам. Нейросеть способна обучаться в процессе общения, так что прогу легко подогнать под себя!
— Извращенец долбанутый, — Гнус сплюнул в окно. — А подрочить тебе она сможет?
Димка замахнулся, но Мати поскорее сменила тему, попутно перехватив руку парня:
— Это фигня всё! По сравнению с тем, что творят японцы, общение с Алисой — скучная прогулка за ручку с девочкой в парке!
— И чего там у потомков самураев? — заинтересовался Стил.
— Приличное хоть? — попытался уточнить Димка, но Мати уже не слушала — понесло её шибко.
— Дело в том, что большую часть сознательной жизни японцы зажаты обязательствами — ну там… перед семьёй, коллегами по работе, старшими товарищами — сэмпайями, — что пагубно сказывается на их душевном состоянии. Среднестатистический японец — от тридцати до сорока лет — не только холост и проживает один, но и ко всему прочему, ни разу не оставался наедине с противоположным полом, что способствует ещё большей нравственной и моральной деградации…
— Я что-то опасаюсь твоих дальнейших слов, — Димка закатил глаза, подразумевая нечто на грани фола.
— А ничего такого, — улыбнулась Мати. — Просто, устав от одиночества и тех самых обязательств, японцы придумали себе виртуального партнёра — чаще всего, как правило, это персонаж любимого аниме, который действует по принципу нашей «Алисы». Только ориентирована прога именно на личностные отношения между мужчиной и женщиной, а отнюдь не на голосовой поиск, — своего рода, виртуальный союз и чисто плутонические отношения. Как-то так.
— Не зря пиндосы на них ядрёную бомбу сбросили, — Гнус остался при своём, переубедить его было сложно, да Мати, собственно, не особо и пыталась — только голосовые связки зря драть.
— Две ядрёных бомбы! — поддержал Лобзик.
— От третьей их бы вообще переклинило, — усмехнулся Стил.
— Ну вы и дебилы, — заключила Мати.
«Тундра» замерла на парковочном месте. Гнус докурил и вылез. Остальные особо не спешили. Последней, загнанно озираясь, выбралась Мати — в одной руке расчёска, в другой ладошка нетерпеливо ёрзающей Иринки. Как было уже сказано, детей Мати недолюбливала, сейчас просто боялась, потому жёсткие принципы оказались на время подорваны, к тому же присутствие мелкой вселяло уверенности. В голове у Мати свистело — две ядрёные болванки уже неслись к земле, чтобы перечеркнуть раскалённой волной обязательства, сомнения, судьбы… И словно повинуясь нелепой мысленной чехарде, ладошка Иринки выскользнула из руки Мати — ударная волна всё же настигла их в реальности, раскидала по сторонам, как кегли в кегельбане, сдавила грудную клетку, не позволяя дышать, свернула в кулёчек лёгкие, отчего дыхание и вовсе перехватило.
Мати приподняла руку, тупо уставилась на ладонь с разведёнными пальцами, словно конечность принадлежала не ей. Свет вокруг померк, она оказалась в самой закопчённой городской печи, откуда не вычищают золу вот уже целую вечность. Где-то вдалеке слышались голоса, её даже вроде как звали по имени, но Мати не могла вкурить, откуда в этой черни известно её имя? Когда поняла, что узнаёт голоса, в печи вспыхнуло пламя, дохнуло смогом, да так, что потекли слёзы. Мати попятилась, оступилась и плюхнулась на пятую точку, уверенная, что светит трусами — и на кой чёрт юбку напялила, дура?!
— Слышь, хорош гири отливать! — Лобзик возник из ниоткуда, но лучше бы он оттуда и вовсе не возникал… как и смог.
Мати поморщилась.
— Чёрт, у меня кажись тепловой удар… Это всё из-за вас, придурков, не надо было в машине так накуривать! — Мати отмахнулась от протянутой Димкиной руки, поднялась сама, столкнувшись нос к носу с Гнусом.
Гнус глядел подозрительно, будто знал, что наглючила сама себе Мати.
— Чего уставился?! — рассвирепела Мати. — Шуруй, давай!
Гнус гадко хихикнул, отвернулся.
— Ты в норме? — спросил Димка, шатаясь от наскоков Иринки.
Мати махнула рукой.
— Все мозги набекрень с этой духотой. Ничего, оклемаюсь. Спасибо.
Димка улыбнулся: мол, с кем не бывает, ты ток теперь осторожнее.
— Эй, мелочь, держи свистульку, — Гнус стоял, склонив голову набок, и что-то протягивал в руке.
Иринка машинально дёрнулась — не знала она ещё, что от дяди Гнуса хорошего ждать нечего.
— Пусти!
— Уверена? — Димка с недоверием глядел на облупленного Гнуса — для него этот кекс был завёрнут в кальку: видно, что придумал подлость, но пока не ясно какую. — Ну, смотри…
— Я бы не ходила, Ириш, — покачала головой Мати. — Но решать тебе. Гнус, только попробуй гадость какую учинить!
Гнус даже не шелохнулся — по всему было видно, что плевал он на друзей с той самой колокольни!
Димка разжал пальцы, Иринка ускакала, даже не подозревая, что её ждёт.
— Надеюсь, ты успокаивать умеешь, — процедила сквозь зубы Мати. — Этот урод её точно до слёз доведёт.
— Всего лишь слёзы, — усмехнулся Димка. — От них ещё никто не умирал.
— Да ты, как Ницше, тот ещё оракул, — Лобзик пикнул сигналкой. — И давно этот нездоровый оптимизм с тобой по жизни?
— Ницше — мыслитель, — образумила Мати. — Был.
— Да? — Лобзик почесал затылок. — Ну и ладно… А этот Сергеич, к которому ты сестру ведёшь, случаем не Целтин?
— Он самый, — кивнул Димка. — Знакомый?
— Да не то слово… Он ведь завкафедрой в Радике был, пока его за лямуры с лаборанткой не попёрли. Принципиальный, не то слово, а на такой фигне погорел… Но, надо отдать ему должное, сон он мне два раза в год исправно портил.
— Что за лаборантка? — заинтересовалась Мати. — Почему я ничего не слышала?
— Да потому что не было ничего, — Димка покачал головой, давая понять: в век информационных технологий глупо верить каким-то там слухам, факты и те подтасовывают на раз-два!
— Чувак, ты что-то знаешь? — Стил толкнул в бок.
— Ок, только давайте без хохм. Целтин с моим батей в афгане служил. А на войне, сами понимаете, раскрывается истинный человеческий облик. Так вот батя, ничего плохого на счёт Целтина не говорил. Ни разу. А батя люто человеков недолюбливает. Более того скажу, сколько бы они не цапались по батиной горячке, так он всегда к мнению Сергея Сергеевича прислушивается. Пунцовый весь сидит, да только поперёк ничего сказать не смеет.