— А вы как думаете, почему? — спросил Громов, наблюдая за реакцией гостя.
— Сложный вопрос, — Целтин задумался. — Ну что ж, попробуем пойти от обратного. Допустим, у них есть возможность проникать в наш мир. Так сказать, стандартный способ через рождение. Мы все через это проходим… а раз есть проход, значит существует и отправная точка, не так ли? — Целтин медлил. — Проблема в данных — то есть, в воспоминаниях, которые теряются в момент перехода, потому что перемещающаяся через нуль-пространство сущность на выходе получает другую оболочку.
— То есть, вы утверждаете, что рождение — это есть ни что иное, как телепортация? — Судя по реакции, Панфилов был крайне возмущён. — Вы сами-то в это верите?
— Не больше вашего, — улыбнулся Целтин, и не думая давать откат. — Я отнюдь ничего не утверждаю. Простое предположение, которое, отчего-то вам крайне не по душе.
Пиджачок собирался возразить, но Громов бестактно перебил:
— Продолжайте.
— Вижу, моя теория заинтересовала вас, — Целтин сделал паузу, собираясь с духом — пора брать игру в свои руки, тем более, противник заглотил наживку. — Но, прежде чем продолжить, мне хотелось бы поподробнее узнать, что именно произошло на БАК.
Повисла гнетущая тишина.
Громов медлил. Снова играл желваками. По всему, что-то обдумывал. Потом всё же сказал:
— Один из научных сотрудников вступил в контакт.
— В контакт с этим ИПС — так, кажется вы назвали инородную сущность?
— Не совсем, — аккуратно поморщился Панфилов, как будто вляпался в деликатную дрянь. — В августе две тысячи третьего замещения не было. Хотя, допускаем, предпринималась такая попытка.
— Разве нельзя спросить контактёра?
— Боюсь, что нет, — на сей раз пиджачок сморщился, как от благодатной мерзости. — Объект предполагаемого замещения исчез. Точнее была стёрта его личность. Скорее всего, авария на БАК сорвала процесс замещения, ввиду чего контактёр утратил самосознание.
— Хотя на деле могло произойти всё что угодно.
— Медицинское освидетельствование проводилось? — осторожно спросил Целтин, уже предвидя отрицательный ответ.
Но ответ получился неожиданным.
— Ему провели лоботомию, — Громов напряжённо хрустнул шеей.
— Самое интересное, что никаких следов при этом не осталось, — подхватил Панфилов, наконец стёрший с лица остатки плаксивых эмоций. — Ни уколов, ни надрезов, ни рассечений. Тем не менее, томограмма показала, что это именно лоботомия, полушария головного мозга были разделены.
— Это всё? — Целтин усиленно соображал, как можно провести лоботомию, при этом не исковеркав человеческую черепушку… Соображал и не находил ответа. Точнее ответ был один: на данный момент земные технологии не позволяют провести столь «чистую» операцию, тем более в кустарных условиях тоннелей БАК.
— Ещё отсутствовала правая рука, — сипло сказал Громов. — По локоть.
— При анализе культи были обнаружены органические соединения — слизь — неизвестного происхождения. Думаю, в момент аннигиляции протонов, образовалась некая плотная масса вещества…
— Плацента, — кивнул Целтин.
— Именно. Хотя говорить с уверенностью нельзя. После свёртывания материи никаких других следов посторонней субстанции в тоннелях коллайдера найдено не было — только то, что соскребли с одежды доктора Хайнца.
— Рутгер? — Целтин взглянул в покрасневшие от возбуждения глаза Панфилова.
— Знакомый? — спросил Громов.
— Нет, — развёл руками Целтин. — Просто следил за его работой. Величайший человек, он стремился разобраться в устройстве вселенной. Но, похоже, бездна первой заглянула в его душу…
— Ницше? — Громов отвернулся к окну. — Как думаешь, мог он кого-нибудь увидеть в этой плаценте?
— Не думаю, — Целтин покачал головой. — Если это в действительность что-то вроде кротовой норы, то точно нет. Насколько мне известно, границы таких аномалий крайне нестабильны… то есть, простое рукопожатие вряд ли получится.
— Даже если удастся подержаться за руки, в следующий промежуток времени вас раскидает по разным галактикам, а то и вселенным.
— Если только нет какого-нибудь стабилизирующего устройства, — перебил Целтин. — например, как тюнер у приёмника, — которое позволяло бы оставаться на нужной волне длительное время. Но тут всё опять же упирается в сроки — аномалия оказалась быстротечной. Вряд ли возможно так оперативно организовать «прямой мост» между разделёнными параллельностями…
— Боюсь, тут вы оба ошибаетесь, — Громов раздвинул жалюзи, любовался на что-то с той стороны окна. — Если они ждали, когда проход откроется, должны были подготовиться. Своего рода, стратегия. Существа мыслящие. ИПС это только доказывает.
— Согласен, — сказал Целтин. — Ещё мы должны учитывать пространственно-временной фактор. Наши пять минут могли растянуться на той стороне на более продолжительный срок. А та субстанция, которую обнаружили на докторе Хайнце… Что показал молекулярный анализ, ведь у вас был доступ к данным?
— Да, был, — Панфилов прищурился. — Но именно тут и получается кабалистика.
— В смысле?
— В прямом. Секрет содержит следы кремния и частицы золы. Ещё он токсичен.
Панфилов умолк. Смотрел поверх головы Целтина в зашторенное окно.
— Есть что-то ещё? — рискнул спросит Целтин, когда пауза затянулась.
Панфилов вздрогнул.
— Да, есть. Гидроксиапатит и коллаген, тип А.
— Простите, я не силён в химии… — Целтин развёл руками. — Можно другими словами?
— Да, конечно, — встряхнулся Панфилов, которого, такое ощущение, так же ввели в ступор классические определения минералов и фибриллярных белков. — Эти химические соединения содержатся в костной ткани человека.
— Значит только костная ткань? Как в могиле…
— Именно, — кивнул Панфилов.
— Что же это за место такое? И что за твари его населяют?
Громов резко обернулся, демонически сверкнул глазами из-под бровей.
— Думаю, разговоров пока хватит. Все мы примерно представляем, с чем столкнулись. Но, прежде чем делать какие-то выводы, примем к сведению ещё кое-что, — он прошёлся быстрым шагом мимо сидящего Целтина и замершего подле Панфилова, оттолкнулся ногами от пола, который вдруг заново сделался потолком, кувырнулся, резко уйдя вверх.
Целтин пытался сообразить, куда может завести столь сомнительная тропа поиска истины, на которую он ступил… Отчего-то ничего хорошего в голову не шло. Лез откровенный бред, и это пугало вдвойне.
Вновь очутившись в коридоре, Целтин сразу же обернулся. Панфилов угодливо притворил дверь, не позволив заглянуть даже в щёлку. На немой вопрос ответил лаконичной улыбкой: мол дело вовсе не в секретности. Ну что вы ещё хотите увидеть там, где проторчали битый час, так толком ничего для себя не уяснив? Только время зря потеряете.
«Если это самое время всё ещё имеет смысл», — последнюю фразу Целтин домыслил самостоятельно; судя по манере общения ни Громов, ни его научный советчик никуда особо не торопились. Да и не было вокруг никого, под чьи действия возникла бы необходимость подстраиваться. Ни врачей, ни персонала, ни других вояк. Поваров и тех не дозовёшься, а ведь чем-то федералы питались, ни сух-паями же… Отчего-то у Целтина только сейчас сложилось впечатление, что пансионат и впрямь пуст. Пуст от подвала, до чердачных помещений. Абсолютно, как девственный незаселённый мир.
Они молча миновали холл, ступили в противоположный от лестницы коридор.
Целтин шёл за неспешно шагающим Громовым. За спиной бесшумно ступал Панфилов. Целтин не мог избавиться от желания оглянуться. Почему-то казалось, что в этом случае, сзади никого не окажется. Так путники в лесу крадутся по болоту, стараясь не угодить в топь. При этом тот, кто замыкает процессию невольно наступает на пятки впереди идущему, потому что и ему кажется, будто сзади, в темноте, его что-то настигает. И когда этот замыкающий оборачивается, уже уверенный на все сто, что дело отнюдь не в разыгравшемся воображение, а в том, чему нет логического объяснения, что выглянуло из вечного мрака, из обители вселенских мук и страданий, в поисках сокровенного, способного перевесить на чаше весов целые миры — за спиной не оказывается абсолютно ничего. Ведь ничего не может быть по определению, потому что и смысла, как такового, нет.