Дальше всё попёрло по предсказуемому сценарию, вызвав на лице Целтина улыбку. Димка тоже улыбнулся, отметив про себя, что теперь Целтин смотрит новости, как занимательное шоу, больше не нервничает, не стучит перевёрнутой пачкой по ладони.
«Не смотря на множество противоречий и ярых споров, БАКу дали второй шанс, и он им незамедлительно воспользовался! Совершенное оборудование, грамотные специалисты, последние достижения в области квантового программирования — всё это, да и многое другое воскресило БАК, подобно легендарной птице Феникс, из пепла иллюзий! Будущее человеческой цивилизации больше не предрешено. Эксперименты, направленные на поиски истины, и того луча света, который ниспослал нам Господь Бог, дабы мы пошли за ним, продолжатся уже в следующем году! Запланированной остановки БАК на два года не будет. Модернизация каскадов предварительных ускорителей, а также проведение первой фазы апгрейда детекторов будут проводиться «на ходу», что, по заверению специалистов, никак не скажется на точности измерений. В перспективе, увеличение кольца БАК до ста километров, а энергии до двухсот электронвольт, что позволит ещё более качественно изучить поведение Хиггс-бозонов и «тэ»-кварка, а затем, в том же тоннеле модернизированного коллайдера, планируется выйти на номинал сто тераэлектронвольт».
— Они не остановятся, — вздохнула Женя. — Пока безумие не выползет на поверхность, они будут проводить свои эксперименты, надеясь отыскать несуществующую тропу к богу.
— А вы чего хотели? — проскрипел из своего угла Гнус. — Посмотрите вокруг. Мы живём в диком мире. О каком к чёрту боге, может идти речь?
— Гнус! — Димка покрутил пальцем у виска. — Уймись!
— А чего ты меня затыкаешь? И так понятно, что человечеству — каюк.
— Очень оптимистично, — вздохнул Целтин. — Женя, ты действительно веришь, что опыты на БАК приведут к катастрофе?
Женя, не задумываясь, кивнула.
Целтин призадумался.
— И как же всё произойдёт? — спросил он спустя непродолжительную паузу. — Ведь взрывом, как я понял, не ограничится…
— Они придут из-под земли, как и написано в Библии, — медленно проговорила Женя, глядя на замершую картинку на экране монитора. — Они захватят не только землю, но и небо, потому что, пройдя сквозь грань, обретут крылья. Они смогут нападать сверху и уносить. Реки окрасятся бордовым, потому что столько смертей земля ещё не знала. Наступит мор, а с небес спустится стальная саранча, чтобы уничтожить землю — так Он запутает следы, стерев всяческую твердь.
Все уставились на Женю, как на пророка, не смея проронить ни слова.
— Это вовсе не мои слова. Это уже было. За всю свою историю, человечество не раз и не два наступало на грабли, однако неизменно останавливалось, вовремя прозрев. Сейчас так уже вряд ли выйдет — современный индивид, большую часть сознательной жизни, слеп. Он не успеет среагировать, как всё уже закончится. Для большинства, это будет смерть во сне, смерть в забвении… Но только вдумайтесь: в небесный рай попадают лишь великомученики. Остальных тоже уносят крылья, только вот куда…
Женя умолкла, предоставив слушателям изрядную пищу для анализа.
— Жесть, — Гнус улыбался. — Отдайте меня в лапы одной из этих тварей. Я на полном серьёзе.
Все уставились на Гнуса, как на душевнобольного, и только один Димка знал, что Гнус вовсе не понтуется.
Целтин проснулся среди ночи. Сколько времени он не знал, да и не это было сейчас главным. Его обступила кромешная темень, как в могиле, а то и гуще. Квадрата окна — не различить, такое ощущение, мрак поселился всюду. Даже в груди. Целтин невольно сглотнул, чуть было не закашлялся. В горле пересохло, голосовые связки разве что только не скрипели, на манер несмазанных дверных петель. Почему-то сразу же вспомнилось Воротнее… калитка на входе, которая вовсе и не скрипела…
Целтин поднялся с неразобранной кушетки, путаясь в полах халата, побрёл в неизвестном направлении, стараясь совершать как можно меньше звуков. Напоровшись на что-то дребезжащее, замер, силясь разобраться в пространстве. Только сейчас, балансируя на одном месте, он понял, что не испытывает нужды, а поднялся и принялся рыскать во тьме в поисках уборной зря. Совершенно сбитый с толку противоречивыми мыслями, Целтин попытался отыскать обратный путь, что было глупо и несуразно. В темноте нет ориентиров, а значит и обратного пути не существует.
«Потому и не возвращаются умершие; они, как и я сейчас, сбиты с толку, дезориентированы, возможно, и вовсе обездвижены неким гравитационным взаимодействием, дабы не сдвинуться, нарушив при этом логику и порядок реальности, которой они больше не принадлежат».
Целтин почувствовал озноб. Снова вспомнилась калитка, отделившая в душе действительность от потустороннего мрака. Собственно, и проснулся он поэтому — увидев во сне картинку, за которой по традиции ничего не было. Целтин не мог сказать, как давно это началось… С момента появления в его жизни Сони или и того раньше. Видел ли он сны, когда был ещё ребёнком или, может быть, его сознание ещё изначально было сотворено именно таким: способным отфильтровывать ненужную информацию, включая сны, которые, по своей природе, являлись ни чем иным, как отголосками безумия. С какой целью задумывался он сам, Целтин тоже не знал, но в случайности он не верил. Вселенная вовсе не продукт колоссального стечения непредвиденных обстоятельств. Всё было задумано так, как есть, а в колоссальном механизме важна роль каждой шестерёнки. Так, случайный укус мошки на лесной тропинке, в дальнейшем может вылиться в гибель индивида под колёсами несущегося по загородному шоссе автомобиля, с которым он бы даже не повстречался, не будь треклятого насекомого. Гибель индивида повлечёт за собой новые последствия и так, шаг за шагом, дойдём до адронного коллайдера, способного уничтожить не только всё живое, но и невидимое глазу, неосязаемое, фундаментальное, что испокон веков сдерживало наступление бездны.
Целтин чиркнул спичкой, потому что мрак принялся щекотать там, где гаже всего — внутри, под ложечкой, где принято существовать благим чувствам. На стенах заплясали тени, комната резко увеличилась в размерах, словно визуальному восприятию стали доступны невидимые доселе измерения и пространства. Казалось, дотронься до висящей на стене картины, с ожившим внутри рамки изображением, непременно засосёт внутрь, сквозь холст и мазки, туда, где до этого не был никто, туда, откуда уже не вернуться — как только погаснет спичка и застынет акварель жизнь и смерть поменяются местами.
Целтин обжёгся. Выругался в слух. Поскорее чиркнул заново.
Он практически не видел сны. Ночь проводил в черноте, подобно той, что обволокла сейчас, просыпался от малейшей вспышки света или от шороха, так что какое-то время не мог понять, что частью чего является: сон произрастает из реальности или реальность вросла в сон, которого, вроде как и не было. Вот и сегодня, несколькими минутами ранее, он проснулся, увидев калитку, за которой ничего не было. Абсолютная пустота, сквозь которую можно только нестись. Существовать внутри неё не получится, не для того она создана. Создана… Соз… дана… Соз… дна.
Создания с дна!
Не об них ли говорила сегодня Женя?
Целтин почувствовал, как вниз по спине тонкой струйкой стекает пот.
Последнее время Женя говорила много странного, большая часть из чего отдавала явным безумием. Временами, слушая подопечную, Целтину хотелось зажать уши, сидеть по-детски в темноте, как во время рассказа взрослыми качественной страшилки, делая вид, что не страшно.
Эмоции… Получается, они и впрямь нужны не только живым.
Целтин понимал, что добровольно абстрагировался от ненужной шелухи. Зёрна от плевел для него отделяла Женя, которая постучалась в его жизнь так же отнюдь не случайно. Детдомыш, серая мышь, повзрослев, она оказалась мощной антенной, что притягивает из глубин космоса информацию, наплевав на законы природы. Кто-то может сказать, что всё это антинаучно. По большей части, да. Но и меньшей достаточно, чтобы схватиться за голову.