— Думаю, как бы мы сейчас не предполагали, всё в конечном счёте будет иначе. Если бы человек мог хоть что-то предсказать, смысл жизни непременно открылся бы ему. Тот факт, что мы до сих пор слепы, свидетельствует лишь об одном: человек — пешка в чьей-то безумной игре. От нас ничто не зависит, более того, наши жизни ничего не значат. Для них. Там… — Женя обернулась к нездорово дышащему небу. — Там вершатся страшные цели, узнав о которых, любой индивид сразу же сойдёт с ума, так как узнает истинную цену своей никчёмной жизни — свить гнездо для обители хаоса. Скорее всего, в угоду этому мы и жили… Особенно, если проследить историю человечества, с ранних времён. Мы только и делали, что убивали. Причём самих же себя. Создать такое отродье могло лишь истинное зло.
С улицы послышалась суета: топот ног, бессвязная речь, визг автомобильных шин.
— А вот и сильные от мира сего пожаловали, — улыбнулась Женя, отстраняясь от Целтина. — Вот кому сейчас по-настоящему страшно.
Целтин обернулся как раз, когда отворилась наружная дверь. В помещение набилась свора вояк, над которыми заметно возвышался «ёжик» Громова. Полковник коротко распорядился, солдаты с автоматами наперевес расположились вдоль стен. Оставшись один на центряке, Громов прошёл в лабораторию, кивнул Жене с Целтиным.
— Что происходит? — спросил Целтин, закуривая.
Громов замер на полпути к окну; будто заворожённый, уставился на фиолетовое светопреставление.
— На нас напали? — Женя опустила жалюзи, понимая, что пока дьявольский свет проникает в лабораторию, добиться от федерала хотя бы одного вразумительного ответа вряд ли удастся.
Громов вздрогнул. Глянул на Целтина с Женей, словно видел впервые в жизни.
— Идёмте. Живо! — Он направился к двери во второй корпус, показав рукой четыре пальца.
От эскорта отделилась четвёрка вояк. Двое солдат расположились по бокам от двери, оставшиеся заняли рубеж напротив, за полковником.
— Объясните, что случилось? — потребовал Целтин, но Громов даже не обернулся.
Снова хлопнула входная дверь. Из «тамбура», тыча в нос пропускам оставшимся караулить вход воякам, выскочил Панфилов. По роже шла рябь, на лбу образовалась уродливая складка — совсем как у пациента с лоботомией, — всклокоченный внешний вид и надетый наизнанку халат свидетельствовали об экстренном подъёме по тревоге.
— Что всё это значит? — Женя преградила путь Панфилову, чего последний явно не ожидал; кожа на лице мигом разгладилась, голова приняла яйцеобразную форму, брови уползли чуть ли не на затылок. Сама ситуация из фатальной сделалась какой-то комичной, так что на пару секунд Жене показалось, будто всё происходящее — фарс. Воякам стало скучно, вот они и решили поиграть в войнушку, как в детстве.
— Назад! — К реальности вернуло дуло автомата, упёршееся в грудь. — Назад!
Женя попятилась.
— Прекратите бесчинствовать! — вскипел Целтин, но тут же остыл, увидев на халате дрожащую точку лазерного прицела.
Громов всё же соизволил обернуться, поднял руку со сжатым кулаком, поднёс к груди. Пыл вояк сразу остыл. Автоматы, звякнув, опустились.
— Я бы не советовал вам провоцировать караул. У всех сейчас нервы на пределе. Идите за мной, и вам не причинят вреда.
— Хоть на этом спасибо, — Женя окончательно убралась с пути Панфилова, который, на манер чихуахуа, потрясываясь, засеменил к хозяину, изредка оглядываясь, словно хвостом чуя опасность.
Целтин нервно докуривал, косясь в поисках пепельницы.
— Надо идти, — шепнул он Жене. — Выбора особого нет. К тому же… ещё неизвестно, зачем они пожаловали среди ночи со всей этой свитой.
— Господи, вы ведь не думаете?.. — Женя, в страхе, ухватилась рукой за подбородок.
— Надеюсь, до этого не дойдёт, — Целтин спешно забычковал окурок об подошву, сунул в карман, так и не вспомнив, где забыл пепельницу. Пошёл за Панфиловым, потирая кончик носа, о чём-то задумавшись.
Женя не знала, куда деть руки, всё внутри неё неистовствовало, под стать буре за окном. Чувства не находили выхода, мысли в голове перепутались, картинка перед глазами вращалась, как в зеркалах калейдоскопа, унося куда-то за грань, в мир примитивного и нелепого, мнущегося, как глина, принимающего самые непристойные формы, о каких Женя раньше и помыслить не могла.
Коридор между корпусами прошли молча. Женя то и дело оглядывалась на идущих по пятам караульных. Те в ответ на неё даже не смотрели — переговаривались о чём-то между собой на языке жестов, позвякивая оружием.
— Зачем это вам? — донёсся издалека голос Целтина.
— Вы всё сейчас узнаете. Потерпите, — юлил Панфилов, играя мимикой похлеще Джима Керри.
Женя собиралась ускорить шаг, но не смогла — её бесцеремонно отпихнули прочь, на стену. Шмякнувшись носом, Женя сквозь слёзы смотрела, как Целтин пытается выхватить что-то блестящее из вертикально поднятой вверх руки Панфилова. Громов, обернувшись, наблюдал, поджав губы. Вояки в два прыжка нагнали Целтина, профессионально скрутили, попутно напихав дулами автоматов по рёбрам.
— Нет! — Женя вскинула окровавленные руки, словно силясь схватить ими Панфилова, чтобы выбить из рук того огромный шприц с мутноватой жидкостью.
«Синильная кислота! — носилось под черепной коробкой, среди обиды и боли. — Чёртовы ублюдки решили и впрямь всё прекратить! Они заметают следы, чтобы врагу не достались их разработки! Но, Господи, какой ценой они это делают!»
Женя кое-как поднялась, утираясь рукавом. На пол капало. Коленки тряслись. Ноги предательски разъезжались. Она двинулась вдоль стены, стараясь не поскользнуться. Так добрела до скорчившегося на полу Целтина, о котором все забыли.
Внутренняя дверь была открыта, слышались звуки борьбы…
Женя со всей мочи стиснула зубы. Стиснула так, что зазвенело в ушах, а перед взором заплясали жирные кляксы. Потом всё на секунду померкло. Это было даже хорошо, она не видела и не слышала очередного убийства, которое проходило на планете Земля, как всегда буднично, никем не замеченное.
Когда чувство реальности вернулось снова, в коридоре, за исключением самой Жени, никого не оказалось. Под потолком нервно вздрагивал свет. Из второго корпуса доносилась бессвязная речь — что-то происходило, но что именно было непонятно.
Женя побрела вдоль стены, попутно вытирая свободной рукой кровь с лица. Звон в ушах стих, но мысли всё ещё путались. От этого было не по себе, чувство дискомфорта не покидало её, но страх немного подотстал.
Переступая пудовыми ногами, Женя протиснулась в приоткрытую дверь, всмотрелась в сумрак, подсознательно готовя себя к самому худшему. Действительно, есть к чему…
Кушетка за целлофановой шторкой была «взорвана». Подушка — на полу, матрас изодран в клочья, всюду следы крови. По всему, новая Соня до последнего не желала сдаваться, но… Но противников оказалось слишком много — даже накаченному клону не совладать с такой армией солдафонов, плюс Панфилов со шприцем, в котором могло быть всё что угодно.
Женя почувствовала дурноту, вскинула руку в поисках стены, которой почему-то не оказалось рядом. Пришлось оглядеться, чего не особо хотелось, так как от всякого движения головой мир превращался в пикирующий вертолёт. Женя всё же определила, что пока смотрела на кушетку и кровь, умудрилась выползти чуть ли не на середину лаборатории. Подле замер вояка с автоматом на перевес, в Женю не целится, видимо не считает нужным.
— Не важно выглядите, — из-за спины караульного выглянул Панфилов; силикон на лице федерала дрожал от перевозбуждения. — Отдохнуть не желаете? — В руке блеснул шприц, тот самый.
— Ироды, — прошипела Женя, обходя безучастного солдафона, которому, такое ощущение, уже вкололи нужную дозу.
На каталке, рядом с суетящимся Панфиловым, покоилось недвижимое тело. Одна рука свесилась вниз, самую малость не достаёт пола. С пальцев тонкой струйкой стекает кровь. На плитке собралась уже порядочная до тошноты лужа. Лицо с закутившимися белками глаз нездорового сизо-лилового оттенка… Приглядевшись, Женя отметила, что это всего лишь кровоподтёк. Видимо Соня оказала сопротивление, за что тут же получила прикладом в лицо. Возможно, Панфилов даже не успел вколоть эту дрянь. Хотя… Шприц был пуст, в руках федерал вертел его просто так.